Десять желаний

— А я думала — понравится. Продавец в магазине сказал, что это — самое лучше…

Выпили, не чокаясь: Катя пригубила, Марго — залпом. Похоже, актриса топила своих демонов.

— Судя по тому, что бутылка была непочатой, права я, — с нажимом заявила Марго. — Только дело не в качестве виски — в этом я не разбираюсь. Яну вряд ли понравилось, что ты купила ему это, — красотка потрясла бутылку за горлышко, — когда у него закончились деньги. Он же гордый. И не просто гордый, а до какой-то дурацкой степени, как могут только мужчины, — Марго долила себе виски — раз уж бутылка оказалась в руке. — Однажды мы вместе возвращались домой, в эту самую квартиру, так он не сел ко мне в такси, а поехал на троллейбусе — потому что, кроме заветной последней купюры, денег у него хватало только на талончик.

Марго сделала большой глоток. Поморщилась — и выпила еще. Она то и дело поправляла наспех поднятые заколкой волосы, и, казалось, они вот-вот рассыплются по плечам, но прическа все еще держалась.

— Наверное, он и в самом деле тебя любил, — заключила Марго.

Любил.

В прошедшем времени.

Катя посмотрела на нее с мольбой.

— Давай сменим тему. Лучше расскажи о себе.

И разрумяненная алкоголем Марго, неунывающая авантюристка, хищница и укротительница мужчин, произнесла фразу, которая стала для Кати вторым потрясением за вечер.

— По-настоящему я родилась тогда, когда уехала из Слуцка, чтобы поступать в театральный…

А дальше Катя вполуха слушала байки, которые в лицах разыгрывала перед ней Марго, и все смотрела и не могла насмотреться на лицедейку, которой восхищалась столько лет.

Слуцк, черт побери! Слуцк!..

И Катя, пьянея, улыбалась.

Она уже сняла и плащ, и джемпер. Сидела, закинув ногу за ногу, лишь в джинсах и маечке на тонких бретельках. Со стороны они с Марго, наверняка, выглядели давними подружками.

Слуцк! Ну, надо же!

— А он не такая уж и скотина… — донесся до Кати задумчивый голос Марго.

— Ян?

— Да нет же! Его отец. Знаешь, у его бывшей жены были проблемы с алкоголем. Когда он стал зарабатывать деньги, она все чаще дома одна оставалась. Дети взрослые. И как-то постепенно, постепенно… А когда Ян в армию ушел — так вообще… А Игоша при всем при этом ее не бросил.

— Игоша? — Катя чувствовала себя так, словно выплывала из тумана: неясные мысли, мутные образы.

— Игнат Вадимович, — печально улыбнулась Марго и, взбив подушку, растянулась на кровати. — Думаю, несладко ему пришлось: жена-алкоголичка, один сын — наркоман, второй — Ян. Не дай Бог кому такое. А у него, между прочим, до сих пор на компе, на рабочем столе, семейное фото висит. Не наш с ним портрет — а то, старое. Ян на нем еще школьник.

Катя едва подавила в себе желание совсем по-волчьи завыть. Как бы ей хотелось сейчас взглянуть на то фото. На фотографии Яна, сделанные до истории с Машей, до гибели его брата и матери. В то время, когда он был еще цельным, счастливым. «Золотым» мальчиком, летящим на олимпиаду в Японию.

Рассказ о муже, казалось, истощил Марго. Она еще поерзала щекой по подушке — и затихла. Заколка, наконец, щелкнула — волосы рассыпались по плечам. Несколько прядей упало на лицо, но Марго, этого не заметила. Как и не заметила сборов Кати. Окликнула ее, когда та уже открыла входную дверь.

Катя заглянула в спальню.

— Мне пора.

— Он вернется, — словно сквозь сон произнесла Марго.

Катя отвернулась. Веки стали тяжелыми и горячими. Казалось, что под них попал песок. И сквозь этот песок Катя увидела фото блондинки, стоящее на полке.

— Послушай, Марго… — ей пришлось вернуться и растормошить актрису. — А ты могла бы выведать у Спонсора одну фамилию?..

В парке было тихо, темно и безлюдно. Сбивчиво цокали каблучки ее сапог по неровной плитке. Редко и тускло горели фонари. В их свете влажно поблескивали уцелевшие скамейки. Катя брела по аллее, где когда-то из-за шпаны Ян запретил ей ходить по ночам, Сейчас Катя даже кричать бы не стала в случае чего: навалилось, давило безразличие.

Думая ни о чем, она прошла мимо одной из скамеек с покореженной спинкой. Вернулась. Эта была та самая скамейка, где Катя когда-то ревела под дождем, собираясь возвращаться в Бешенковичи. Присела на нее, кутаясь в плащ. В сторону черным тоннелем убегала аллея. И Катя увидела, как по ней, не спеша, засунув руки в карманы джинсов, шел Ян.

Он сел рядом и положил руку на спинку скамейки, словно хотел обнять Катю. У него были такие же мокрые длинные волосы, как в тот день. И такие же, почти прозрачные, серо-зеленые глаза. Но теперь Катя знала, как вкусно, до мурашек по спине, пахнет его кожа. Как отзывается ее тело на прикосновение его пальцев. Как он может одним только взглядом заставить ее сердце биться быстрее — или вовсе пропустить удар. Тем томительнее было сидеть так близко — и не касаться его. Катя закрыла глаза, а когда открыла — она снова сидела на скамейке одна.

* * *