Десять железных стрел

Времени размышлять не было. Может, позже. Знаешь, когда на хрен разваливаются только несколько вещей, а не все сразу.

– Ты позволила ему уйти?

Я расслышала раздраженное рычание Джеро, наклонившегося к Агне. Женщина озадаченно моргнула.

– Он сказал, что пойдет отлить, – ответила Агне. – И что мне оставалось делать?

– Я говорил тебе не упускать его из виду.

– А я говорила, что моя преданность вашему делу кончается там, где приходится смотреть, как мужик вином отливает.

Джеро перекосило.

– Этого ты не говорила.

– Я как-то полагаю, что это само собой. – Агне глотнула вина, ничуть не взволнованная. – Не переживай. Он сейчас вернется, и мы продолжим. – Она помедлила, задумавшись. – Ну, может, не прямо сейчас, выпил-то он чертовски много.

– Да не вернется он, идиотка, – прошипел Джеро. – Он о нас догадался.

– Невозможно, – Агне покачала головой. – Я само очарование.

– Он узнал… – Джеро спохватился, метнул на меня взгляд. – Кое-кого.

Я не потрудилась подтвердить скрытое за этим взглядом обвинение. Моим ответом была скользнувшая в руку латунь, разворот на пятках и плотно затянутый палантин, когда я направилась в заднюю часть таверны.

Если операция покатится в пекло по моей вине, то я с тем же успехом обязательно отправлю ее туда в пылающем гробу.

Я протолкнулась туда, где скрылся Кропотливый. В уютном коридорчике обнаружилась единственная дверь со староимперской сигилой, означающей нескромно сидящего на корточках человека.

Водопровод, как и вокафон, и несколько столетий неоплачиваемого труда, был одним из немногих революционных нововведений, которые Империум перенял у своих бывших рабов. Какая бы тонкая душевная организация ни была у имперцев, редко встретишь таверну без славной укромной комнатки, где можно отлить.

Славной, укромной и закрытой.

Кропотливый не стал бы первым, кого я застрелила бы на горшке. И, честно говоря, вряд ли стал бы последним.

Я вытащила из сумки патрон – Изморозь, самое чистое заклинание, которое может выдать то, что называется Какофонией – и вставила в барабан. Взяла револьвер обеими руками, ощутила в ладонях его жар.

– Приступим? – поинтересовалась я.

– Давай, – ответил он.

Я выбила дверь и нацелила Какофонию. И, сколь бы ни была готова спустить курок, поколебалась. Почувствовала, как револьвер заклокотал, недовольный тем, что ему не удалось убить, но как он мог меня винить?

Мы оба выглядели бы довольно глупо, потрать я патрон на туалет.

– Блядь.

Я окинула взглядом пустую уборную, обнаружила только воняющую мочой чашу, пустой винный бокал и определенное отсутствие шефов революционной разведки, пригодных для убийства. Что более загадочно, так это отсутствие там иного выхода.

– Куда он, на хрен, по…

– Сэл.

Рядом стоял Джеро. В тусклом свете коридора его морщинки тянулись черными шрамами.

– Пойдем.

Он вылетел из таверны, я следовала по пятам. Мы оказались в черно-белом мире, где снег падал пеленой. Я глянула на дорогу, где улица разветвлялась паутиной переулков и аллей. Лучше места, чтобы запутать погоню, не найти, я готова была спорить.

Но не успела сделать и двух шагов в ту сторону, как мне на плечо легла рука Джеро.

– Нет, – сказал он. – Сюда.

– Уверен? – спросила я, все равно отправляясь за ним, и мы поспешили в другом направлении.

– Точно, – отозвался Джеро. – Он знает, что мы за ним охотимся.

Я оглянулась на извилистые переулки, которые быстро исчезали из виду.

– А я бы на его месте выбрала ту сторону.

– Потому что ты привыкла охотиться на зверей, бандитов, скитальцев, – произнес Джеро. – Кропотливый годами жил и работал в городе, полном врагов. Мы ведем охоту на шпиона. А шпионы…

Мы завернули за угол. На лице Джеро проступило отвращение.

– Стремятся к свету.

Над головами сплетенных в объятиях влюбленных кружили на крыльях размером с ладонь мотыльки всевозможных оттенков. Давно мертвые оперные певцы в вычурных имперских масках исполняли баллады на языках, позабытых всеми, кроме заставших их старцев. Огромные двуглавые коты рыскали по улицам, скалясь на девушек, что хихикали и убегали.

На простирающейся впереди аллее царило буйство призраков. Прозрачные изображения, фиолетовые и зеленые, красные и желтые, плясали под сыплющимся снегом или бродили туда-сюда, неосязаемо скользя сквозь плотную толпу, их бесплотные силуэты исчезали в телах людей, вызывая лишь аплодисменты и смех, и появлялись с другой стороны.

Ими управляли сидящие на постаментах вдоль аллеи мужчины и женщины в затейливых костюмах и неотчетливых масках; светящиеся кончики их перчаток сплетали приказания эфемерным существам, вызывая восхищение и протянутые деньги у толпы за каждое игривое движение призрачного зверя или взятую бесплотным певцом ноту.

– Марионетки, – пробормотала я.