Десять железных стрел

– Так, блядь, достань мне что-нибудь, – процедила я сквозь зубы, прикрывая рукой глаза и чувствуя, как муть продолжает всасываться. – Джин. Эль. Да чтоб меня, Джеро, я даже вина выпью, только притащи то, от чего мне перестанет казаться, что я сейчас кишки высру.

– Очаровательно, – хмыкнул Джеро в ответ. – Как бы я ни хотел помочь, Эрет Кропотливый был революционером. Согласно двадцать шестой из ста и одной Незыблемой Истины ему запрещалось вкушать спиртное или дурманящее, за исключением крайней необходимости сохранить маскировку.

– Чего?!

– Все вопросы к Великому Генералу. Он решил, что алкоголь – это инструмент, которым Империум усмиряет народ.

– Дерьмо птичье, – чуть не заорала я. – Кропотливый у меня на глазах заливался вином в таверне как подросток. Блядь, усмири меня, Джеро! Прям щас на хер усмири!

– Он был шпионом. Пил ровно столько, сколько нужно, чтобы себя не выдать. Тут он ничего не держал. Сухо как у целибатного скелета.

Глупость какая-то, но было у меня такое чувство, что открой я рот, оттуда польются отнюдь не доводы. И раз уж больше ничего не оставалось, я улеглась обратно и понадеялась на собственную силу воли.

Если б знала, до чего все дойдет, попросила бы Джеро, чтоб бросил меня истекать кровью на снегу.

Рухнув прямо на улице, я соскользнула куда-то в холодную темноту. Не знаю, сколько проболталась там, прежде чем меня выдернуло обратно в мир наяву, а из горла вырвался крик.

Я успела оглядеться – низкие потолки дома, умостившегося в глухой части Терассуса, алхимические шары, тихо горящие на книжных полках, заваленных записями, комната с до боли практичной мебелью, включая стол, на который меня уложил Джеро, и стул, на котором сидел он сам.

Уверена, в скромном двухэтажном жилище, где Эрет Кропотливый обустроил себе убежище, было больше интересного, однако в следующее мгновение задымился векаин, в нос ударил запах тухлых яиц, и обстановка стала заботить меня куда меньше, чем перспектива обделаться от боли.

Пожалуй, при всем этом, мне все равно повезло – у Кропотливого был запас этой штуки, и Джеро умел ей пользоваться. Только благодаря ему я была тут, а не валялась на дороге, бледная и обескровленная. Дыхание все-таки выровнялось, а боль начала из острой переходить в тупую.

– Кровотечение останавливается, – пробормотал Джеро. – Хорошо.

Я застонала.

– Когда там уже все?

– Сразу после худшей части программы.

Я даже малость выдохнула от облегчения.

– Отлично. Кажется, уже чутка полегчало.

– Ага, – отозвался Джеро, – так всегда бывает перед худшей частью.

– ЧЕГО?!

Я не ждала ответ, но если бы оный у Джеро и был, я бы его не услышала. Все органы чувств – осязание, зрение, обоняние, слух – вырубило болью. Агония пронеслась вспышкой по телу, заставляя мышцы сокращаться, а конечности беспорядочно молотить по воздуху. Тело как будто пылало изнутри, а потому всеми силами пыталось этот огонь погасить. Я едва понимала, что происходит.

Кроме того, что он был рядом.

Сквозь боль я различала его силуэт на фоне алхимического свечения. Глаза, что глядели в мои глаза. Руки, что удерживали меня за плечи. Голос, что говорил со мной сквозь эту боль. И пусть я улавливала лишь несколько слов, я слышала его, холодный и мягкий, словно падающий снаружи снег.

– Ты выдержишь, – шептал он. – Ты знаешь, что выдержишь.

Я не знала. Но знал он. А потом, еще через миг, один из нас оказался прав.

Молотьба замедлилась, потом прекратилась. Дыхание стало слабым, потом выровнялось. Агония ушла, оставив мне пленку пота на коже и старую добрую боль в шрамах.

Последним вернулось зрение, явив мне Джеро. Он стоял надо мной, со взмокшим лбом и широкой красной отметиной на лице, которое я случайно зацепила.

– Все? – спросил он.

– Все, – слабо кивнула я.

– Хорошо?

– Хорошо.

Джеро кивнул. Разжал хватку дрожащих пальцев. На плечах, которые он так долго удерживал, остались красные следы.

Он так и не отпускал.

– У Двух-Одиноких-Стариков там, в «Отбитой Жабе», есть доверенный целитель, – произнес Джеро. – Чем больше используешь, тем легче спазмы. Первый раз векаин всегда болит как тварь, но лучше так, чем помереть.

– Виски бы помог, – пробормотала я, усаживаясь на задницу.

– Если б он не дал тебе меня двинуть, я б хоть из своей крови его сбродил, – отозвался Джеро, потирая щеку.

Я усмехнулась. Извинилась бы, но, сдается мне, это он еще легко отделался.

Теперь, когда меня не поглощало все это дело с «неминуемой смертью», я увидела, что Кропотливый жил просто и скудно. Кровать в углу, рядом с лестницей, все ступеньки усыпаны книжками, картами, письмами, которые он изучал. Брошенная еда, грязные тарелки. Записи и отчеты, разбросанные повсюду в особом порядке, какой попытаешься понять, так умом тронешься.

– А наш парниша без дела не сидел, – заметила я.

– Записывал все ходы каждого дня, – отозвался Джеро. – Здесь должно быть много ценного.

– Еще не проверял?

– Намеревался. – Он бросил на меня взгляд. – Но потом тебе вот понадобилось взять и чуть не помереть.

Я пожала плечами.

– Ну, в следующий раз постарайся так говняцки не палиться.

Джеро сверкнул через плечо усмешкой.