Мерет опустился на колени рядом с бледной девушкой. Исследовал все, чему был обучен: двигал ее так бережно, как только мог, прислушивался к дыханию, изучал многие порезы. Не поднимал взгляд на Сэл Какофонию, не осмеливался дать ей надежду. Каким бы чудовищем она ни была, сейчас она стала обычным встревоженным человеком, хлопочущим над раненым близким. Ей не нужна надежда. Ей нужны сведения.
Мерет мог их дать.
– Дыхание затруднено, – пробормотал он. – Неудивительно, наверное, учитывая падение. Но сухое. Без внутреннего кровотечения, насколько могу судить. – Мерет глянул на ногу девушки и поморщился. – Бедренная кость сломана. Левая рука тоже. Крайне удивлюсь, если на этом все. – Он, поднимаясь, стряхнул внушительное количество пепла, осевшего ему на одежду. – И это еще без множества порезов и ран.
– Поможешь ей?
Когда он повернулся к Сэл Какофонии, ее взгляд уже не был таким отстраненным, не был столь холодным. Он стал мягким. Влажным от слез. Такой взгляд не подходит чудовищу. Не подходит подобному месту.
– Расскажи, что тут стряслось, – сказал Мерет, – и тогда – может.
Взгляд ожесточился. Холодный, острый, как скальпель по мертвому телу. Сэл Какофония заговорила – голосом того, кто привык говорить один раз и не повторять без аккомпанемента стали.
– Этого тебе знать не надо, – произнесла она медленно и спокойно, как меч, вытащенный из десятидневного мертвеца. – Помоги ей. Помоги себе.
Несмотря на пламя вокруг, Мерет примерз к месту. Ноги превратились в желе. Воздух исчез из легких, и ему на смену пришло нечто разжиженное, гнилое. Ему не было так тяжело вздохнуть, не было так холодно с того самого дня, как он пришел в Долину и увидел тела.
Но и тут Мерет не отступился.
– Н-нет.
– Чего?
– Нет. – Он заставил голос зазвучать твердо, спину – выпрямиться, взгляд – устремиться в глаза Сэл. – Что бы здесь ни случилось, это касается нашего поселения. А если касается поселения, значит, и меня тоже. – Он сглотнул свинцовый ком. – Я ей помогу. Но придется рассказать.
Сэл уставилась на него. А в тех байках говорилось, что она никогда не моргает, или это он только что сам выдумал?
Сэл подняла руку. Мерет заставил себя не отвести взгляд.
Ее ладонь метнулась к его поясу. Нутро заледенело, Мерет пришел в ужас, ожидая увидеть торчащее из его тела лезвие. Перехватило дыхание – Сэл медленно оттянула руку обратно.
В руке она держала бутылку виски, которую Мерет уложил ранее в сумку.
– Эвонин. – Глаза Сэл распахнулись чуть шире. – Черт, пацан. Тебе это для чего?
– Дезинфекция ран, – ответил Мерет.
Она уставилась на него так, будто он только что оскорбил ее мать, потом указала подбородком на бессознательную девушку.
– Сколько нужно на лечение?
– Я… я не знаю. Половина, думаю?
– Убежден?
– Нет.
– Так убедись.
Он оглядел женщину на земле, кивнул.
– Половина.
Сэл Какофония кивнула в ответ. А потом вытащила зубами пробку, выплюнула ее, запрокинула бутылку и не останавливалась вдохнуть, пока не выхлебала ровно половину.
Вернула остаток Мерету, облизнула губы, сплюнула на землю.
– Я расскажу, – произнесла Сэл, – но тебе придется кое-что мне пообещать.
Мерет уставился на нее. Она окинула взглядом место крушения.
– Ладно.
– Не стану брать с тебя обещание меня простить, – продолжила Сэл, – но когда я закончу…
Она закрыла глаза, подставилась черному ветру.
– Пообещай, что попытаешься.
2. Долина
Так вот, о чем это я?
А, точно.
О резне.
Заметила я не сразу – все-таки в глаз стекала кровь, – но его бдительность ослабла. Усталые руки уже держали меч не так высоко, как прежде, кончик протащился по земле, когда противник ринулся ко мне, вздымая клубы пыли, со рвущимся из глотки криком:
– Сдохни, Какофония!!!
Он взревел и уже в двух шагах замахнулся. Я обогнула его клинок, вставая на пути, и вскинула свой. Блеснула сталь. Всплеск алого окрасил воздух. Меч противника пролетел мимо, обжег мне щеку и пустил кровь.
А вот мой меч…
На моем мече оцепенело тело. Глаза застыли в ужасе, не мигая, и все же он никак не мог опустить взгляд на четыре дюйма стали, торчащие у него из живота. Губы задрожали, он силился найти последние слова, сделать их значимыми. Понятия не имею, были они таковыми или нет. Когда он их произнес, они хлынули пузырящейся рекой крови изо рта в грязь.
Куда затем рухнул и он сам три мгновения спустя, когда я выдернула оружие.
Там он и остался лежать, неподвижный. Очередным темным пятном на очередном клочке темной земли.
Прямо как и остальные четверо.
Как только воздух перестал звенеть сталью и криками, я опустила клинок. Дыхание вышло горячим, слюна – алой. Она шлепнулась на щеку мертвой женщины, но не думаю, что та стала бы возражать – как-никак это вовсе не худшее, что я с ней сделала. С любым из них.
Я дала им все возможности. Забрела в их долину с обнаженными клинком и распростертыми объятиями, в ожидании. Явилась, проорав свое имя и облаяв имена этих людей. Явилась без уловок, без утайки, без коварства – только с мечом и руганью. И теперь они мертвы.
А я до сих пор жива.
Мудаки.