— Конечно, милые, вы все устали, — она коснулась головы Мики. — Малышка готова упасть! Вы ели? — она нашла в углу круглый сыр, старые лепешки, немного орехов и горсть сушеных кусочков яблок. — Матушка не может проглотить ничего тверже настоя горькошипа, но я храню немного еды, чтобы предлагать ей, — она печально посмотрела на неаппетитные угощения. — Не важно. Я скажу Джилли принести рагу утром. Хоть готовить не из чего. Калвин, милая, отдохни и поешь. И твои друзья тоже.
Траута не нужно было уговаривать.
— Спасибо, — пылко сказал он и порвал лепешку пополам.
— Спасибо! — повторила Мика.
Калвин взяла кусок лепешки, но не ела.
«Я даже ведро воды спеть не могу», — с горечью подумала она.
— О, а одеял больше нет, — переживала Урска, занявшись печкой.
— У нас есть спальные шкуры, — сказала Мика. — Не переживайте.
— Вам не нужно идти? Вас не будут искать? — спросил Траут.
— Да, нельзя задерживаться. Я рада, что ты побудешь с Матушкой, Калвин. Ее разум беспокоен. Я не могу тут быть так часто, как хотелось бы. Боюсь, Богиня скоро заберет ее. Запомни: не трогай ее кожу, и тогда нечего бояться, что бы ни говорила Тамен. Твои друзья могут ухаживать за ней, они в безопасности.
Калвин сказала:
— Мика — поющая.
— О! Но… она чужестранка.
— Я родилась на островах Фиртаны, — сказала Мика. — Моя бабушка была магом ветра, и я такая.
— Вот как, — сухо сказала Урска. — Маг ветра.
— Я помогу ей, — вызвался Траут.
Урска посмотрела на него с сомнением.
— Ой! Но выбора нет, и Калвин будет приглядывать за тобой… У нее есть дар исцеления! Крепких снов, милые. Джилли придет утром. Лучше поднять стремянку, пока меня нет.
Седая голова Урски пропала, и они услышали тихую песню, Урска скрывала свои следы снегом. Они услышали тяжелое дыхание Марны, шорох мышей в сене. Они переглянулись, подавленные.
— Я попробую заткнуть ту брешь, — Траут поднялся и стал двигать тюки с сеном.
— Кэл? — слабым голосом сказала Мика. — Я же не умру?
— Не глупи, Мика, конечно, нет. Твоя кожа не задела Аталу, ты была в варежках.
Тишина.
— Калвин? — бросил Траут через плечо. — Поющие ощущают друг друга, так вы с Дэрроу всегда говорили? Так почему Урска и Тамен не поняли, что ты уже не поющая? — Калвин резко вдохнула, а ответила Мика:
— Тут много поющих, Траут! — потрясенно сказала она. — Представь, что ты посреди стаи голубей, и все воркуют, а один молчит. Ты же не поймешь, кто из них?
— Наверное, — с сомнением сказал Траут, двигая последний тюк на место. — Вот! Но тут все еще холодно.
— Мне подуть в Горн, Кэл?
— Хорошо, — слабо сказала Калвин. — Но легонько. Нам не нужно поджечь сено. И, Мика…
— Мм?
— Ты спасла нас сегодня с Горном. Но вряд ли стоит использовать его как оружие. Он создан не для этого.
— Он спас Траута!
— Знаю. Но ты могла сжечь Лию… — Калвин поняла с уколом совести, что не попросила Урску проверить, как там Лиа. Она стала эгоисткой. Отвращение в ее голосе касалось себя, а не Мики. — Нам стоит найти другой способ.
— Тогда вариантов не было! — закричала Мика со слезами на глазах.
— Ладно, забудь, — резко сказала Калвин. — Нечего плакать, — она ужасно устала, кости болели от усталости. Она вытащила шкуру из сумки и устроилась среди сена рядом с Марной.
Она слышала, как шептались Мика и Траут, может, ворчали на нее, на приветствие Антариса. Мика легонько подула в Горн. Рожок засиял золотом, ясная тихая нота наполнила чердак. Стало теплее, и запах влаги рассеивался. Калвин устроилась удобнее в тепле и уснула.
ТРИ
Темные чары
Калвин проснулась, была еще ночь. Лампа со свечой почти погасла, но Мика положила Горн посреди чердака, и его медленно потухающий жар доставал до всех уголков. Ветер выл вокруг амбара, тряс испорченные балки, но внутри они были в безопасности. Мика сжималась под шкурой на дальней стороне чердака, Траут похрапывал рядом с ней.
Марна пошевелилась и пробормотала во сне. Калвин посмотрела на Высшую жрицу, тусклый свет смягчил ее черты. Урска говорила не трогать ее, но Калвин не была в опасности. Она робко коснулась редеющих седых волос Марны, как часто делала сама Марка. Высшая жрица глубоко вдохнула и открыла выцветшие голубые глаза.
— Марна, Матушка! — прошептала Калвин.
Старушка улыбнулась с любовью, коснулась дрожащей ладонью склоненной головы Калвин.
— Доченька, — прошептала она. — Ты все-таки вернулась. Калида, дочь моя, с возвращением.
— Матушка, это Калвин. Калида давно умерла.
Глаза старушки закрылись, почти скрылись в паутине морщин. Ее белые волосы когда-то сияли, как серебряная корона, а теперь свисали влажными прядями вокруг ее осунувшегося лица.
— Калвин, доченька, — прошептала она, слезы катились из-под ее век. — Меритурианец украл ее у меня.
— Нет, Матушка! Я здесь. Я пришла домой. Только не плачьте!
— Вода старых глаз, — сказала Марна. Ее глаза вдруг открылись. Она посмотрела на Калвин с долей веселья и печали. Калвин поняла, что она узнала ее. Марна попыталась поднять голову.
— Помоги… сесть. Осторожно. Дай мне свой рукав.
Калвин приподняла ее, подперла подушками. Высшая жрица была легкой и хрупкой в ее руках.