Десятая симфония

- Это моя племянница, - сказала императрица, - дочь моей сестры герцогини Альбы... Дитя мое, это наш знаменитый художник месье Изабе...

Девочка смущенно что-то пролепетала по-испански.

- Надо говорить по-французски, - строго сказала императрица. - Я хочу, чтоб она всю жизнь могла рассказывать, что видела собственными глазами Изабе, - улыбаясь, добавила она.

Хоть эти слова косвенно напоминали, что жить ему уже осталось недолго, месье Изабе оценил любезность и был ею тронут. Вблизи, при ярком солнце, императрица нравилась ему еще больше, чем во дворце, где он ее видал на вечерах. В выражении лица, в голубых глазах императрицы было то, что в молоденьких женщинах особенно трогало месье Изабе: свет от счастья, от доверчивости, от радости жизни. «Да, красавица, - подумал он. - Таких волос я никогда не видал, не светлые, не пепельные, нет такого цвета... А глаза!.. Вот только чуть-чуть удлинить снизу овал лица, и красивее женщину представить себе было бы невозможно...» Как знаток, он оценил и пальмировский туалет императрицы, и шляпу, тонко подобранную к необыкновенному цвету ее волос. «Кажется, и шиньона не носит... Сама ввела в моду, а ей-то он и не нужен...»

- Отчего вы давно у нас не были? - спросила императрица. Она, видимо, не знала, о чем разговаривать, но, зачем-то остановив старика, считала нужным поговорить с ним еще минуту-другую. - Император всегда так вам рад... А я хотела с вами посоветоваться насчет своего портрета. Так все-таки кто же лучше: Винтергальтер или Дюбюф?

- Оба прекрасные художники, Ваше Величество, - поспешно сказал месье Изабе.

- Ах, как жаль, что вы не хотите меня написать! Я так желала бы...

- Ради Бога, не смейтесь над стариком, Ваше Величество, - со вздохом ответил месье Изабе. - Я давно больше не пишу, чтобы себя не позорить: кисть дрожит в моей руке.

- Я уверена, у вас и теперь вышло бы лучше, чем у всех молодых. Так непременно заходите к нам запросто. Император собирается еще вас расспрашивать о старом придворном церемониале. Мы хотим, чтобы у нас все было, как было при покойном дяде, а ведь никто, кроме вас, не видел... - сказала она и вдруг покраснела. Месье Изабе ласково улыбнулся. Ему и забавно было, что эта молоденькая испанская графиня, чудом ставшая французской императрицей, еще вчера никому в мире не известная, называет дядей Наполеона I; но его и трогало, что она сама при этом смущается и краснеет, как девочка.

- Я весь к услугам Вашего Величества.

- Какой вы счастливец, месье Изабе! Вы знали дядю, вы писали его портреты.

- Ваше Величество, разрешите вам напомнить, - с усмешкой сказал месье Изабе, - я писал не только вашего дядю. Задолго до того я писал и вашу августейшую бабушку.

- Бабушку? - с недоумением переспросила императрица,

- Покойную королеву Марию Антуанетту, - пояснил месье Изабе. - Ведь супруга вашего дяди, императрица Мария Луиза, приходилась родственницей королеве Марии Антуанетте.

Императрица озадаченно на него смотрела. Улыбка месье Изабе была так ласкова и почтительна, что ни о какой иронии не могло быть и речи. Но при мысли о том, что этот человек писал королеву, казненную на этой самой площади больше шестидесяти лет тому назад, императрице вдруг стало страшно. Она подумала, что нельзя и не надо жить так долго.

Поспешно простившись с месье Изабе, императрица приказала кучеру ехать дальше.

L'abondance des grâces ou il plaisoit a Dieu de me combler et la paix don't il me remplissoit etoient si grandes que je ne pouvois presque m'empêcher de rire en toute rencontre{53}.

Клод Лансело

«Только бы не пришла и для нее беда», - подумал месье Изабе, вспоминая то, что ему пришлось видеть на своем веку. Но он тотчас отогнал от себя грустные предположения и перевел мысль на дело: месье Изабе шел есть устрицы. Обедал он по-старинному, в пятом часу, а в полдень закусывал - чаще дома, но, случалось, и в ресторанах, когда можно было уйти от жены. Месье Изабе, прекрасный семьянин, очень любил свою вторую жену, как очень любил и первую, однако он не прочь был погулять и без нее. Он остановился у гастрономического магазина. Месье Изабе очень любил рассматривать витрины. В большой с низкими бортами коробке лежал ананас, симметрично окруженный грушами, как кегельный король кеглями. Рядом на блюде в заливном чернел пятнышками трюфелей огромный паштет. Сзади, возвышаясь над банками солений, корнишонов, сардин, торчали разные бутылки серебряными, синими, красными головками, одна красивее другой. Месье Изабе тотчас тронулся дальше, аппетит у него усилился.

При виде паштета и фруктов он вспомнил, что лакей императрицы держал в руке корзинку. «Верно, она опять ездила инкогнито к беднякам», - с благодушной улыбкой подумал месье Изабе.