Десятая симфония

- Вы помните, английский посол в Берлине тщетно домогался ее руки... Как его звали?.. Забыл...

- Несколько человек покончили из-за нее самоубийством...

- Это прусский король устроил ее брак с молодым Росси...

- Да, и тогда она должна была, бедняжка, бросить сцену по требованию семьи мужа... В расцвете сил и таланта...

- Хорошо, что Росси разорился и ей не так давно пришлось вернуться на сцену.

- Да, после двадцати лет!

- Но публика ее встречала так же восторженно, как прежде...

- Ну, все-таки не как прежде...

- Бедная! Поехала на гастроли в Америку, чтобы умереть там от холеры.

Фульд с ужасом представлял себе смерть Генриетты Зонтаг: эта богиня в холерных корчах, на постоялом дворе, в Мексике!..

Гости еще поговорили о графине Росси, о других новых певицах. Затем госпожа Изабе усадила дочь за флигель-фортепиано - муж забыл главную цель вечера: надо было показать таланты Генриетты. В четыре руки с учителем музыки она сыграла что-то из Бетховена. Ее игру очень хвалили. Даже маркиза Пайва, сама прекрасная музыкантша, сказала ей комплимент. Месье Изабе, вошедший во вкус воспоминаний, сообщил, что встречал Бетховена в Вене, на конгрессе.

- Очень странный был человек... Его у нас тогда совершенно не знали. Но один мой при ятель, князь Разумовский, уже в ту пору предвидел его нынешнюю славу.

Учитель музыки сообщил, что в последние годы жизни Бетховен готовил новое произведение, по сравнению с которым померкли бы все другие. Оно должно было называться десятой симфонией. В нее Бетховен хотел вложить всю свою душу. Однако ему так и не удалось написать десятую симфонию, только мечтал - и, мечтая, умер.

- Неужели? - спросил месье Изабе, на этот раз с искренним интересом. Он вздохнул и задумался. - У всякого человека есть своя десятая симфония, - сказал он.

- Это правда, - подтвердил, глядя на маркизу, Фульд, уже успевший успокоиться после неприятного известия. Ему хотелось высказать глубокую мысль. - В сущности, ведь мы все неудачники.

Гости засмеялись - так неожиданны были эти слова в устах человека, которому решительно все удавалось в жизни. Удивление гостей льстило Фульду, но он отстаивал свою мысль. Разговор принял характер философский. Романистка привела цитату из Гёте. Фульд и сенатор могли поддержать разговор и о Гёте.

Гости разошлись в одиннадцатом часу, зная, что старику хозяину не следует засиживаться поздно. Месье Изабе со свечой в руке поднялся по лестнице. Спальни в его квартире были расположены во втором этаже. Умывшись, он в темно-красном шелковом халате зашел к жене и посидел минут пять у нее, обмениваясь с ней впечатлениями. Жена говорила, что Пайва неприятная, наглая женщина, что ее пригласили совершенно напрасно.

- Вместо того чтобы быть благодарной порядочным женщинам, которые ее принимают, она протягивает два пальца!..

Месье Изабе ласково успокаивал жену. Он знал, что спорить, по существу, бесполезно: ведь все сумасшедшие. Теперь эта мысль у него окончательно определилась и упрочилась. Скрывая зевоту, он доказывал, что мадам Изабе ошиблась, что Пайва, в сущности, была очень любезна, что внешняя резкость - просто ее манера, объясняющаяся всей ее жизнью и, быть может, застенчивостью.

- Это она застенчивая? Только ты можешь такое сказать!

- Да и Бог с ней! Вечер сошел прекрасно...

С этим госпожа Изабе согласилась. Все было очень хорошо.

- Фульд был очень любезен. Но вот кто, действительно, очаровательный человек - это барон. Такой милый и такой интересный!..

Месье Изабе неохотно согласился. Ему не очень нравился сенатор.

- Да, приятный человек...

- Мало сказать: приятный. Он просто очарователен!.. Как жаль, что он вдовец и настолько старше Генриетты. Почему ты улыбаешься? - с досадой спрашивала госпожа Изабе. - Я знаю, что Генриетта тебя мало интересует. Ты все думаешь о твоей первой семье... Я отлично знаю, мы обе с Генриеттой ровно ничего не значим, лишь бы Евгению было хорошо!

Месье Изабе так же ласково это отрицал: он больше всего любит ее и Генриетту, Фульд, наверное, найдет для Генриетты жениха. Она еще очень молода. Успокоив жену, он поцеловал ее в лоб и ушел в свою спальню.

...Свой длинный развивает свиток...

Пушкин