Десятка

Не матч — младенцев избиение. Сухими, страшно быстрыми ногами плетется кружево из прорвы передач, скальпельно точных вертикальных, поперечных, прямых вразрез, диагональных, длинных, укороченных, носком, щекой, пяткой, подошвой… движением-порханием, обманно хаотичным, путаным, аляповатым, но полным скрытой стройности и совершенной взаимной согласованности всех десятерых червонных игроков творится неостановимая, в каждом своем моменте-вспышке — филигранная, ошеломляющая виртуозностью расчета, безукоризненным ведением атака, сперва как будто величаво-медленная, царственно-спокойная, внушающая страх, безволие, отчаяние держанием-переводами мяча, который не перехватить, который безраздельно каждое мгновение принадлежит червонным игрокам, и вдруг — мгновенная, как бритвенный удар по горлу, как вспышка молнии в грозой набухшем небе. Одной передачей, скрытой, неуловимой, распарывают линию защитную мадьяр, лишая зрения, ориентации в пространстве и чувства собственного тела вообще. Впустую мечутся, бросаются наперерез и силятся закрыть чудовищные бреши замотанные, взмыленные венгры… нет, слишком тугоумны, медленны для этого, ни выучки на то нет, ни природного чутья. Открыты фланги, ширятся просветы, будто пульсируют в нетерпеливом ожидании мяча пустующие зоны, коридоры… касание, мгновенный выверт шипованной стопы, и рыжей солнечной кометой мяч несется по траве, проносится от кожаного черного носка к носку, от пятки к пятке.

Все им дается запросто, «Брот-фабрик», всем существом, нутром вобрали все то, чего так долго были лишены: тугую хватку бутс, упругость дерна под ногой, свист, рев и ухахатывание тысяч на скамейках, удары по мячу с предельным напряжением ляжки и икры, со сладкой отдачей в гулкую от крови грудную клетку.

Гуляет по вратарской шагом Разбегаев, как в клетке, мается в штрафной, хрустит суставами, заламывая руки, то машет взад, вперед, как ветряная мельница, пловец… «гребет» себе туда-сюда; прищурившись на солнце, улыбчиво, лучисто любуется игрой, порой потягивается, порой, прыгнув, виснет на перекладине своих нетронутых ворот; нет никакой нужды сегодня превращаться в зрение, застыв в прыжковой стойке, в полуприседе, нет никакой нужды вытягиваться в черную струну, мгновенно, распрямленной пружиной превращаясь в прыжок, в полет за хитро или сильно пущенным мячом, включая в моментальную работу каждый сантиметр хлесткого, кошачьи ловкого, стремительного тела.

Свою штрафную замыкают на замок и каждую атаку начинают, вальяжно-властно перекатывая мяч: по центру — рослый, с косой саженью в плечах, командующий всей защитой Кузьменко, на правом фланге — Сухожилов, спокойно-точный в выборе позиции и выходе на перехват, на левом — Мельниченко, резкий, неуступчивый, привязчивый и цепкий, как репей, умеющий вцепиться по-волкодавьи в форварда; работа, да, у них, конечно в этот день — не бей лежачего, не та игра, чтоб класс в защите свой продемонстрировать.

В центральном круге — со свободным продвижением до сердца вражеской штрафной — царят, изобретают, творят ювелирное чудо атаки, то просто держат мяч изящной перепасовкой, давая всем передохнуть, Капустин-Свиридовский — двуглавое, двуликое чудовище, творящее сознание червонных, два созданных для дирижерства человека, похожих друг на друга, как отец и сын; хоть на сто метров разведи, но все равно составят целое, одно, такое между ними совершенство понимания. Давно приметил Свиридовский еще совсем зеленого, пугливо-робкого Капустина, уперся взглядом, будто в зеркало, сказал: «уйду — ты будешь мне заменой, продолжением».

Правофланговым крайним — Черняга, отчаяннее и бестолковее всех идет в борьбу, совсем задергал, измотал, измучил мадьяр, им не давая атаки начинать… пожалуй, слишком тянет одеяло на себя, усердствуя в обводке и с мячом не расставаясь… бежит, щенок, не поднимая головы, на мяч все смотрит: «Запомни, Пашка, немцы — не мадьяры: они тебе семь суток думать не дадут, — спокойно учит Свиридовский, ровно дыша, сухой, будто едва-едва ступил на поле. — Ты завозился, не отдал — мы трое пробежали даром. А если перехватят, что? Ты нас троих обрезал»…

По левой бровке Темников курсирует: и вроде держат с подстраховкой его двое, но только как такого тугодумам удержать: шаг в сторону, прием и разворот на лоскутке вокруг своей оси к восторгу пущему трибун, прокинут мяч меж ног или между двоих мадьяр, застывших в зимней спячке, и нарезной пулей по флангу, вагон и малая тележка времени на то, чтоб голову поднять и выискать в штрафной открытого…