Десятка из колоды Гитлера

За весь период своей деятельности на посту министра иностранных дел Иоахим фон Риббентроп не удостоился ни одной похвалы, ни единого положительного отзыва или просто – доброго слова ни от одного из своих коллег. Эти слова нужно понимать буквально.

Среди высших руководителей рейха ведь были очень разные по характеру люди: кому-то из них симпатизировали меньше, кому-то больше; со временем симпатии перетекали в антипатии и наоборот; рвались старые связи, устанавливались новые… Весь этот своего рода живой организм гитлеровского окружения, клубок связей, среда политического и личного обитания нацистских вождей были очень подвижны, многообразны, пронизаны личными взаимоотношениями.

Риббентроп, внешне один из самых ловких «придворных», сделавший головокружительную карьеру, всегда умевший угодить Гитлеру, тем не менее, в этой среде выглядит инородным телом. Даже Борман, которого все ненавидели, на которого каждый имел свой «зуб», – и тот обзавелся если не друзьями, то, по крайней мере, людьми, с которыми мог спорить и ругаться, хлопнуть по плечу, послать матом или написать записку с грубовато-шутливым извинением за какой-нибудь собственный промах. Вокруг Риббентропа же словно очерчен ледяной круг. При этом, повторяю, ругают его, как никого другого. Кажется все оскорбительные слова, которые только приходят в голову, были когда-то и кем-то произнесены в адрес этого человека.

И вот он в Нюрнберге. Совершенно пришибленный, испуганный, постоянно сбивающийся, не умеющий не только выстроить свою защиту, но даже не привлекший на свою сторону совершенно неоспоримые факты, которые сняли бы с него целый ряд обвинений. Вообще нелепый, в самом деле, какая-то «ошибка природы», как некогда отозвался о нем бывший советник Посольства Германии в Риме Отто фон Бисмарк. Кажется, чему тут удивляться – значит, многие характеристики верны. Если бы не последний эпизод.

Идет оглашение приговора: Геринг – смертная казнь, Гесс – пожизненное заключение, Риббентроп – смертная казнь, Кейтель – смертная казнь и так далее… Геринг скрывает эмоции за черными очками, заслоняется рукой; Кейтель каменеет; Гесс, видимо, не сразу осознав (он сидит без наушников, но английский знает неплохо), внезапно начинает медленно раскачиваться, как человек, переживающий невыносимую боль. Риббентроп, смертного приговора которому никто не ожидал, и, уж конечно, никак не ждал такого он сам… Риббентроп, повернувшись к словно бы теряющему равновесие Гессу, наклоняется к нему и кладет руку на предплечье – на кинопленке это хорошо видно – и так делает несколько раз, пока Гесс не берет себя в руки. Камеры потом постоянно возвращаются к этой паре, но именно эти, самые первые кадры вошли во все без исключения фильмы о Нюрнбергском процессе.

Однако даже они вызывают недоумение, природа которого понятна, – на этой скамье, перед лицом дохнувшей на приговоренных смерти, в момент, когда всё, по существу, для них уже кончено, когда суть каждого обнажена перед миром, только один из этих очень скверных людей ведет себя по-человечески: во время общей катастрофы пытается помочь тому, кто тонет рядом с ним. Это импульс, живое движение души. Это та реальность, которую можно проигнорировать, но нельзя обмануть.

Гесс до конца жизни не забыл поддержки Риббентропа в столь критический для себя момент, но, склонный к мистицизму, он в письме к сестре истолковал то прикосновение руки бывшего товарища по партии как «послание от Адольфа». Бог ему судья.

Моя концепция романа о Риббентропе заключалась бы в следующем: жизнеописание последних четырнадцати лет его жизни (Риббентроп вступил в НСДАП в 1932 году, а казнен был в 1946-м). Став членом партии, он в конце концов целиком подчинил себя ее главному принципу – «фюрер-принципу», то есть сделал волю вождя своей волей. Сумел сделать – существенное уточнение, поскольку для этого нужно обладать вполне определенными качествами. Обязательным, по-моему, является отсутствие чувства юмора.

А теперь пройдемся по фактам биографии и деятельности Риббентропа, опирающимся на документы и личные записи фигурантов, и посмотрим, насколько такая концепция верна.