Десятое Блаженство (СИ)

А я, кряхтя и казнясь, ухватил оброненную подвеску здоровой рукой. Поднес правую к глазам поближе. От лучевого ожога кожа опухла и побагровела, а вот серые камни остались холодными.

— Экспериментатор хренов! — скривился я, и полез в палатку. — Думать надо! И не после, а до… Кретиноид, дурака кусок…

Там же, позже

С утра Наташа заохала, увидав волдыри на моей ладони, но ругать не стала, взялась лечить.

— Балбесина! — жалостливо шепнула Рита, гладя мне спину. — Додумался…

Я тяжко вздохнул, и меня чмокнули в шею — из милосердия.

— Заказала тебе билет до Москвы, тебе и Маришке. Всё уже, ее съемки кончились. Дово-ольная… Обещали в одном эпизоде снять, а вышло в трех!

— Марина-Сильва молодец, — проговорила Наташа, бережно смазывая мне ладонь «молодильным зельем». — Старалась так! С утра до ночи слова учила. И походку отрабатывала, и жесты, и голос, и взгляд, и мимику… Понимает, что на одном таланте не выедешь — пахать надо! Ну, всё, Мишенька, впиталось. Руку сегодня не мой, и ничего ею не трогай!

— И вас не трогать? — вздохнул я.

— А нас тем более! — «Златовласка» сурово нахмурила брови, пряча в тени ресниц шаловливые искры.

— Мы такие зара-азы… — протянула Рита. Ее губы дрогнули, но так и не сложились в улыбку. — Обязательно дома переночуй, ладно? Успеешь со своей экспедицией!

— Дочечек обрадуй, — нежно залучилась Наташа. — Соскучились уже по своему папочке…

— Папусечке! — засюсюкала мамулечка, изображая Юлю. — И чтоб никаких мне Мариночек!

Талия, по-прежнему лучась, солидарно погрозила мне пальцем.

Тот же день, позже

Московская область, Щелково-40

«Ту-334» в красно-синих цветах ПО «Добролёт» сел в Шереметьево, когда на часах еще не было трех.

— Мигел! — щебетала Мариша, распуская сияние черных глаз. — Мигелито! Спасибо, спасибо тебе!

— Да мне-то за что? — улыбался я, по-родственному закалачив руки вокруг гибкой талии.

— За всё! Без тебя я бы ни за что не поступила и… И вообще! Я такая счастливая, такая счастливая! Я снималась у самого Гайдая! Ой, побегу, там уже Базилиу ждет… И Наталишка! Пока, пока!

Прощальное сосущее движение пухленьких губ, и Марина-Сильва де Ваз Сетта Баккарин изящно продефилировала к выходу, срываясь на бег, тоже, впрочем, весьма грациозный.

Я не стал спускаться, чтобы встретиться с Васёнком — увидев деда, Наталишка не успокоится, пока не залезет ко мне на руки. А если зловредные родители унесут ее силой, то малышка будет долго и горько рыдать…

Мне и со второго яруса всё видно. Базилиу с мелкой брюнеточкой на руках потянулся к брюнетке постарше — Мариша чмокнула его, как бы мимоходом, и подхватила радостно пищавшую «принцессочку»… «красоточку ненаглядную»… «херувимчика черноглазенького»…

— Капучино не было, я взял американо! — непривычно выбритый Дворский протянул мне пластиковый стакан с трубочкой. — Будете?

— Будем, — улыбнулся я, отталкиваясь от перил. Принял сосуд левой рукой и осторожно отхлебнул. В меру горячо, в меру сладко, и баланс между кофе и молоком соблюден. — Самое то. Вы на машине?

— А? Нет, я с Белорусского на аэроэкспрессе доехал.

— А, ну и отлично! Тогда нам на «Щелковскую». «Магнитка» ходит каждые полчаса!

* * *

Вагоны на магнитной подушке выглядели караваном серебристых сигар, простроченных овальными окнами — этот фантастический дизайн из шестидесятых очень шел надземке.

— Думаете, от инопланетной базы вообще ничего не осталось? — приглушенно спросил я, продолжая начатый в метро разговор. — Ну, хоть какие-то остатки! Руины, механизмы…