— Возможно, это обучение можно было бы назвать игрой. Но игрой беспощадной. С ними довольно хорошо обращались, используя каждую минуту для развития в них силы и определённых навыков. Занятия не оставляли детям времени скучать по своим семьям — такие чувства считались проявлением слабости. Теперь их семьёй стал Орден, нравится им это или нет. По ночам отовсюду раздавались не только крики женщин. Я слышала ещё и пение — мальчики пели под руководством специальных инструкторов. — Джебра махнула рукой куда-то в сторону.
— Я носила еду и этим офицерам тоже, поэтому могла день за днём наблюдать, что происходило с мальчиками.
— После начального обучения мальчики начинали зарабатывать первые ранги. Сначала внутри своей группы: кто-то выделялся силой, был первым в играх или лучше всех запоминал основы справедливого учения Ордена. Проходя по делам мимо них, я часто видела, как стоящие по стойке «смирно» перед своей группой, мальчики рассказывают то, чему их учили наставники. Они говорили о том, что хотят быть частью Имперского Ордена, чтобы нести человечеству его благородные идеи. Говорили, что готовы на любые жертвы ради общего блага.
— Не знаю, чему ещё обучали этих мальчиков, но помню, что, стоя в строю, они как один, кричали: «Один я — ничто! Моя жизнь имеет значение, только если посвящена другим. Все мы — едины, мы — один разум, мы — одна цель».
— После таких собраний, эмоционально заряженные мальчики должны были наблюдать за казнями «предателей человечества». Их учили радоваться, когда умирал очередной предатель, учили с гордостью смотреть на кровопролитие. Каждый раз им повторяли, что они — сильные, молодые. «Вот, что бывает с эгоистичными предателями человечества», говорили им. «Вы должны быть сильными, вы — будущие герои Ордена, будущие спасители человечества».
— Возможно, поначалу мальчики лишь делали то, чему их учили. Но длительная идеологическая обработка и неизменное ободрение со стороны наставников делали своё дело. Если поначалу мальчики проявляли радость только потому, что их этому научили, то со временем радость становилась искренней. Я видела, как постепенно мальчики с настоящим пылом начинали верить в преподаваемые взрослыми истины.
— Мальчиков учили обращаться с ножами, используя для этого только что убитых «предателей». Таким способом их приучали не проявлять излишней чувствительности при виде смерти. А когда мальчики начинали зарабатывать более высокие ранги, им дозволялось участвовать в казнях. Они стояли и, глядя в пустые глаза пленников, говорили об эгоизме, измене Создателю и своим собратьям. Мальчики приговаривали людей к смерти, а иногда даже сами исполняли приговор. Остальные приветствовали рвение своего товарища, его желание очистить человечество от тех, кто сопротивляется учению Ордена, кто отворачивается от Создателя и забывает о священной обязанности помогать ближнему.
— Прежде чем всё закончилось, почти каждый из тех мальчиков имел возможность попрактиковаться, убивая скотину или пленников. Их восхваляли, как «героев Ордена». Но нашлись мальчики, которые отказались участвовать в казнях. Они были объявлены изгоями. Вечером, в бараках, их обвинили в трусости, в симпатиях к старым порядкам, в эгоизме и нежелании помогать ближнему своему — в данном случае таким же мальчикам. Большинство «отщепенцев» были в ту же ночь забиты насмерть своими товарищами.
— В моих глазах эти немногие стали героями. Они погибли в одиночестве, среди бывших друзей. Среди таких же мальчишек, с которыми когда-то играли и смеялись, и которые теперь стали их врагами. Я отдала бы что угодно, чтобы обнять этих детей с благородными душами, прошептать им слова благодарности за то, что не стали такими же, как остальные. Но это было невозможно. Мальчики умерли в полном одиночестве, окружённые бывшими товарищами.
— Это было безумие. Казалось, весь мир сошёл с ума. Ничто не имело значения. Жизнь больше не имела цели, наполнившись лишь болью и страданием. В ней больше не было места ни для чего. Воспоминания о чём-то радостном стали только смутным сном, далёким от всякой реальности. Проходил день за днём, сменяли друг друга времена года. Жизнь продолжалась, но она была так тесно сплетена со смертью, что сама напоминала смерть.
— В результате, единственными живыми галеанцами остались мальчики и женщины, которые не умерли после солдатских развлечений. Теперь в насилиях участвовали и старшие мальчики — так их награждали за рвение в учении и энтузиазм при участии в казнях.
— Многим женщинам удалось покончить с собой. Каждое утро на булыжных мостовых около высоких зданий находили изломанные женские тела. Не ожидая в будущем ничего кроме страдания и унижений, они выбрасывались из окон или прямо с крыш. Уж не знаю, сколько раз мне попадались в тёмных углах женщины с изрезанными запястьями. Вместе с кровью из вен, вскрытых собственными руками, из них вытекала их жизненная сила, любовь и надежда. Не могу сказать, что я осуждала такое решение.