Десятое Правило Волшебника, или Призрак

– Для тех, кто ищет правду, это прежде всего вопрос простого рационального эгоизма – постоянно следить, какова реальность. Ведь, в конце концов, правда коренится в реальности, а не в воображении.

Ричард оперся рукой на вырезанную из пекана рукоятку ножа, висевшего у него на поясе. Он лишился меча, который привык ощущать под рукой, но променял его на сведения, которые, в конечном счете, привели его к книге «Огненная Цепь» и к правде о том, что случилось с Кэлен, так что оно того стоило. И все же меча ему было жаль, и теперь он беспокоился, как воспользуется им Самюэль.

Размышляя о Мече Истины, задумавшись над тем, где он мог теперь быть, Ричард смотрел куда-то вдаль.

– Кажется очень трудным постичь, как люди могут отвернуться от того, что, в их собственных интересах, им необходимо увидеть.

– Тем не менее они не видят. – Голос Зедда изменился, переходя от тона легкой беседы к вот этому тонкому, пронзительному, подсказавшему Ричарду, что на уме у него что-то большее. – Разница – она в сердце.

Глянув в его сторону, Ричард обнаружил, что пристальный взгляд Зедда обращен именно к нему.

– Упрямо не признавать правду означает предавать самого себя.

Шота, остановившись и сложив руки, уставилась на Зедда.

– Это что, очередное Правило волшебника?

Зедд выгнул бровь.

– Десятое, если быть точным.

Шота перевела многозначительный взгляд на Ричарда.

– Мудрый совет. – Продержав его неприлично долгое время под прицелом этого железного взгляда, она продолжила хождение по залу.

Ричард решил, что она считает, что он сам тоже игнорирует правду – ту самую правду о вторжении армии Имперского Ордена. Он ни в малейшей степени не игнорировал правду, он просто не знал, каких поступков от него ожидают, чтобы остановить врага. Если бы сами желания претворялись в действие, захватчики давным-давно уже были бы выдворены в Древний мир. Знай он, что надо сделать, чтобы остановить их, давно сделал бы это, – но он не знал. Было невыносимо осознавать весь этот приближающийся ужас и чувствовать полную беспомощность в том, чтобы остановить его. Но его приводило в ярость, что, похоже, Шота полагала, что он, просто из-за чистого упрямства, не желает ничего делать с этим – будто решение было у него в руках.

Он бросил взгляд на лестницу, откуда за ним наблюдала похожая на изваяние женщина. Даже в розовой ночной рубашке она выглядела величественной и мудрой. В то время как Ричард вырос в окружении людей, поощрявших его иметь дело с вещами такими, каковы они в реальности, ее наставниками были приверженцы учения Ордена. Только уникальная личность могла после продолжительного воздействия этого учения сохранить желание увидеть правду.

Он долгую минуту вглядывался в ее голубые глаза, размышляя, обладает ли ее мужеством – мужеством осознать суть и величину тех ошибок, что совершила, мужеством воспринять правду и перемены. Очень немногие люди обладали мужеством такого сорта.

Ричард размышлял и о том, не думает ли и она, что он игнорирует вторжение Имперского Ордена по своим неразумным и эгоистичным причинам? Не думает ли и она, что он не делает чего-то крайне необходимого, что спасло бы невинных людей от ужасных страданий? И горячо надеялся, что нет. Было время, когда казалось, что только поддержка Никки давала ему силы двигаться дальше.

И еще он размышлял о том, не ожидала ли она, что он откажется от поисков Кэлен, чтобы полностью сосредоточиться на попытках спасти многие и многие жизни вместо одной, не важно, насколько ценной. Сердце его стиснуло болью: он знал, что сама Кэлен потребовала бы именно этого. И хотя она страстно любила его – еще тогда, когда помнила, кто она, – Кэлен ни за что не захотела бы, чтобы он занимался ее поисками, если это означает, что он пренебрегает возможностью спасти многих и многих людей, находящихся в смертельной опасности.

И один момент неожиданно поразил его: когда помнила, кто она… кем она была. Кэлен больше не могла его любить, поскольку не знала, кем она была, и не знала, кем был он. Он почувствовал слабость в коленях.

– Вот как я увидела это, – сказала Джебра, открывая глаза, и, казалось, приходя в себя, едва Зедд убрал свое успокаивающее прикосновение, – и я сделала все, что могла, чтобы показать ей правду. Но мне не понравилось в этой темнице. Не понравилось, нисколько.

– Так что же случилось потом? – Зедд почесывал впадину на щеке. – Как долго ты просидела в том подземелье?

– Я потеряла счет дням. Там не было окон, так что зачастую я даже не знала, день сейчас или ночь. Я не знала, когда менялись времена года, но явно была там достаточно долго, чтобы они могли сменяться. Да, постепенно я начала терять надежду.