Десятое пророчество

Говоря всё это, я почувствовал: это смыкается с тем, что я раньше слышал от Уила и Уильямса, но, кроме того, у меня возникло отчётливое ощущение, что я сам знал это всю жизнь, однако, до сих пор не отдавал себе отчёта, что знаю.

— Я понимаю, — убеждённо произнёс Кэртис. — Именно поэтому эти люди хотят разрушить долину.

Они объясняют своё намерение тем, что в будущем цивилизация развалится и они не будут в безопасности, если не заберут в свои руки контроль надо всем. Но я не позволю, чтобы такое случилось. Я взорву это всё к чертовой матери.

Я пристально посмотрел на него:

— Что вы имеете в виду?

— То, что сказал. Когда-то я был экспертом по подрывным работам. Я знаю, как это сделать.

Наверное, вид у меня был встревоженный, потому что он добавил:

— Не беспокойтесь. Я придумаю, как сделать, чтобы никто не пострадал. Я вовсе не хочу брать на себя такой грех.

И опять меня осенило знание.

— Любой вид насилия, — сказал я, — только ухудшает всё. Неужели вы не понимаете?

— А что, есть какой-нибудь другой способ?

Боковым зрением я снова различил за деревьями ту неясную фигуру, но она тут же исчезла.

— Я не знаю точно, — ответил я. — Но если мы противопоставим им гнев, ненависть, они будут видеть перед собой врага, а это ещё больше озлобит их, усилит их страх.

Группе, которую видел Уильямс, предстоит сделать нечто другое. Каждый из нас должен вспомнить своё собственное Видение рождения… а потом мы сумеем вспомнить нечто большее: Видение мира.

Откуда-то я знал этот термин, хотя и не мог вспомнить, где слышал его раньше.

— Видение мира… — задумчиво повторил Кэртис. — Думаю, Дэвид Одинокий Орёл что-то говорил об этом.

— Да, — подтвердил я. — Говорил.

— А что такое, по-вашему, Видение мира? Я уже собирался ответить, что не знаю, как вдруг мне в голову пришла мысль:

— Это понимание — нет, память — о том, как мы выполним своё человеческое предназначение. Оно означает иной уровень любви, энергию, способную преодолеть поляризацию, положить конец эксперименту.

— Не понимаю, как это возможно, — возразил Кэртис.

— Это каким-то образом задействует энергетический уровень людей, одержимых Страхом, — ответил я, сам не зная, откуда мне это известно. — Они должны очнуться, пробудиться, стряхнуть с себя свои опасения. И тогда они сами решат остановиться.

Некоторое время мы молчали, потом Кэртис отозвался:

— Может быть. Но как нам подключить эту энергию? На этот вопрос я ответить не мог.

— Знать бы, как далеко они собираются зайти с этим проклятым экспериментом, — вздохнул Кэртис.

— А гудение — отчего оно?

— От несостыковки между малыми генераторами. Это означает, что до идеальной калибровки ещё далеко. Гудение тем резче и нестройнее, чем больше расхождение в фазах. — Он ненадолго задумался, потом добавил: — Интересно, на какой энергетический вихрь они собираются нацелиться.

Внезапно я ощутил повышенную нервозность, но словно бы не свою, а чью-то чужую. Я взглянул на Кэртиса: он выглядел относительно спокойным. А за деревьями вновь смутно вырисовалась та же фигура. В её движениях угадывались волнение или страх.

— Полагаю, — все ещё погруженный в свои мысли, проговорил Кэртис, — что, окажись человек неподалеку от того места, где установлен генератор, он услышит гудение, а потом ощутит, что воздух как бы заряжен статическим электричеством.

Мы посмотрели друг на друга, и в тишине я различил слабый звук — даже не звук, а просто вибрацию.

— Вы слышите это? — встрепенулся Кэртис. И тут я почувствовал, как на руках и затылке у меня каждый волосок становится дыбом.

— Что это такое?

Какое-то мгновение Кэртис рассматривал собственные руки, потом взглянул на меня полными ужаса глазами.

— Нам нужно поскорее убираться отсюда! — крикнул он, хватая с земли свой фонарик и одним прыжком вскакивая на ноги. Почти волоком он стащил меня с вершины холма.

Внезапно на нас обрушился тот самый, рвущий барабанные перепонки рёв, который я слышал вместе с Уилом, а следом — ударная волна, свалившая нас обоих с ног.

Одновременно с этим земля под нами содрогнулась и раскололась футах в двадцати от нас; в воздух взметнулся целый фонтан пыли, камней, разных обломков.

Позади нас один из могучих вековых дубов покачнулся, наклонился и рухнул со страшным грохотом, вписавшимся в общую какофонию. Несколько секунд спустя, образовалась ещё одна трещина, длиннее и шире, чем первая, совсем рядом с нами.

Земля под нами накренилась; Кэртис, не найдя, за что удержаться, заскользил вниз, к зияющей бездне. Я, ухватившись за кустик, успел поймать его руку.

На какую-то секунду она крепко вцепилась в мою, потом обе руки ослабли, разжались, и мне оставалось лишь беспомощно смотреть, как Кэртис скользит к самому краю трещины.

А она всё ширилась, росла, над ней взлетел ещё один столб пыли и камней, потом земля снова содрогнулась и затихла. Под тяжестью рухнувшего дуба с громким треском сломалась толстая ветвь — и опять воцарилась ночная тишина.