Десятые

Сейчас, когда Сергеев не видел Рефата, ему казалось, что с Алиной разговаривает иностранец. Какой-нибудь турок или грек, хорошо владеющий русским, но не понимающий элементарных для русских вещей. Действительно, как это: оплатить жилье и в нем не жить…

– Алина, зачем уезжать? Для вас здесь всё, вы хозяйкой будете. И этого дома, и моего.

«Он сватается, что ли?» – дошло до Сергеева; он напряг слух; уши, казалось, стали заворачиваться, как у кошки.

– Я ведь один. Три этажа. Сад какой…

– Вы рассказывали.

– А давай посмотрим. Пойдем, приглашаю.

Молчание, тишина.

– Ну, пожалуйста, окажи честь. Не бойся меня.

– Я не боюсь, а просто не хочу, – слегка насмешливый голос Алины.

Сергеев представил ее смуглые, словно смазанные маслом ноги, мускулистые икры, шею, плечи… Ох как тяжело Рефату, сильному самцу, себя сдерживать… И сам резко и до боли в паху возбудился. Даже слегка подогнул ноги и сильнее навалился локтями на перила.

«Так-так-так, – стал повторять торопливо, – так-так-так, мил человек, без глупостей, мил человек, так-так-так».

– А что хочешь, скажи? – давил Рефат, но ласково, почти жалобно. – Хочешь, яхту возьму – покатаю. Отсюда – в город. Прямо к ресторану причалим. Я ресторан знаю такой – всё вкусно.

«Да, надо в город выбраться, – подхватил идею Сергеев, – обязательно в ближайшие дни».

И, стараясь держаться спиной к Алине и Рефату, чтоб не увидели его вздыбленных штанов, зашел к себе.

Наутро решил начать новую жизнь. В сотый или двухсотый раз.

Еще в детсадовском детстве, когда совершал что-то плохое, слишком капризничал и хулиганил, мама, отругав, успокоив, говорила твердо, будто обрубая произошедшее: «Ну всё, завтра начнешь новую жизнь. Будешь хорошим и послушным. Да, Олег, обещаешь?» И он обещал.

Тогда, ребенком, потом подростком, он относился к этому серьезно. Действительно, два-три дня жил по-новому. Делал зарядку, ел кашу, давясь, но понимая, что она полезна, она дает силы; не баловался, не поддерживал друзей, собиравшихся что-нибудь натворить; когда с ним несправедливо поступали, лишь поджимал губы, хотя так хотелось закричать, заплакать.

Но и тогда хватало его ненадолго.

Может, жил бы без сверстников, без садика, а потом и без школы с их правилами, которые необходимо было нарушать, иначе станешь никем, рассыплешься, как безвольный песок, – да, если б жил только с мамой, может, удержался бы в новой жизни надолго. А так – срывался. Мама называла это «забывался» и после очередной нотации требовала: «Завтра начинаешь новую жизнь. Да?» Он, конечно, обещал. И со временем давать эти обещания становилось все легче.

Потом началась взрослая жизнь. Теперь мамы рядом не было, и Сергеев сам приказывал себе начать ее, эту новую жизнь. После затяжных пьянок, ссор с женщинами, разрывов с теми, кого считал друзьями… И снова хватало ненадолго.

Как-то где-то он вычитал шутку-афоризм: «Трудно быть человеком – люди мешают». Поразился точности – действительно, люди очень мешали. Недаром, наверное, были придуманы монастыри, а потом, когда монастыри заполнились теми, кто мешал, пытавшиеся сохранить в себе человека, стали уходить в отшельники, старцы, селились отдельно – в хижинах и пещерах, кельях, скитах, молчали, чтоб не говорить глупости, читали книги, которые помогают стать чище, сосредоточенно думали. Но и к ним лезли – соблазняли, оглупляли. И тогда одни рубили себе пальцы, другие засыпали на десятилетия в позе лотоса, третьи заживо ложились в могилы…

Зачем он приехал сюда? Отдохнуть? Посидеть в стороне от суеты? Подумать и до чего-то важного додуматься?.. Да, наверное. Наверное, за этим. И все это можно объединить тем, маминым: начать новую жизнь.

Пошел в Михайловку за кроссовками. Именно пошел, а не стал дожидаться автобуса. «Надо ходить, – убеждал себя, – надо двигаться».

Справа были виноградники, слева – пустое поле и море. Воздух чистый, питающий силами.

Нашел торговый центр, небольшой, полупустой – часть отделов явно работала только в курортный сезон, – купил кроссовки, толстовку, бейсболку. На обратном пути завернул в продуктовый. Но от вида еды неожиданно затошнило. Будто организм решил от нее отказаться, как от лишнего, вредного.

Все же купил макарон, колбасы, овощей, кефира. Знал, эта очищающая тошнота временная – есть захочется.

Рядом с продуктовым, в том же здании, но сбоку, был еще какой-то магазинчик. И хотя у Сергеева все необходимое пока вроде бы было – на всякий случай – он зашел туда.