Десятые

Но здесь явно видно, что это улитки, и в то же время – как ягоды. Поразительно все-таки… И Сергеев решил разыграть фейсбучную публику. После минутного обдумывания, написал:

Пулмоната околоморская – единственное растение, плодоносящее животными.

И выставил фото.

Буквально сразу посыпались комментарии от знакомых и незнакомых:

Это как?

Я видела такое, когда была на юге, но никогда не знала про такое явление

У природы сплошь чудеса!

Эт чё за новость?!

Сергеев, воодушевленный реакцией, написал:

Дело в том, что пулмоната высасывает из земли животные жиры, формирует на стеблях икринки, и к концу августа они развиваются в улиток. В ноябре улитки опадают, разлагаются, а весной все повторяется.

Перекурил кое-как, задыхаясь от ветра, и когда вернулся к компу, комментариев было уже два десятка.

Оссподи!

Неужели так бывает?

“Различные раковины травы анатиферы – это гнезда, в которых образуются и вызревают птицы таинственного происхождения, коих во Франции мы называем лысухами”. Аббат де Вальмон

Растение, плодоносящее животными, это Сорокин в чистом виде.

А можно ссылку?

Пулмоната – это вроде юне то семейство, не то подсемейство улиток. Про улиток, формирующихся в растения, слышу впервые.

Планета не перестает удивлять.

Перекопал кучу литературы, ничего подобного не нашел. Где прочесть подробнее?

Чувствуя, что вызвал своим постом маленькую бурю, которая может превратиться в ураган и навесить на него ярлык идиота, а то и фальсификатора, фейкера, Сергеев признался: «Да я пошутил». Вместо комментариев посыпались смайлики со смеющимися рожицами.

Весь день он время от времени открывал «Фейсбук», чтоб глянуть, сколько их там. «Черт, на зарабатывание этих смайликов можно действительно всю жизнь потратить», – заругался на себя и удалил пост с улитками.

Но удалил скорее из-за того, что ни один знакомый не спросил: «А где ты, Олег?» Никому не интересно…

На улицу не тянуло. Там было настоящее сумасшествие стихии. Все рвалось, тряслось, качалось. Сергеев боялся, что вот-вот отключат электричество, и одновременно радовался, что плита газовая – без горячего не останется.

Видимая в окно полоска моря была, несмотря на темное небо, молочно-белой. Ясно, что там сейчас шторм.

А он один здесь, в маленькой, продуваемой колючим морским ветром квартирёнке. И справа одинокий человек – Алина в пижаме, и еще правее эта пухленькая в ночнушке, и внизу Оляна в халатике свернулась на кровати, дуреет с тоски. В доме через дорогу стройная хозяйка мопса с сонным лицом тянет вино, смотрит в стену, положив ногу на ногу; полы плаща разъехались в стороны…

В Москве даже короткие юбки, топики, легкие платья, это наряд, а вернее – доспехи. Идут по улице почти голые девушки, но снять с них этот квадратный или какой там – погонный? – метр ткани даже в воображении очень трудно, а здесь… Здесь всё так близко, как-то домашне, вроде бы запросто. Да, юг даже в ноябре, даже без купальников, даже в холод и ветер, это юг…

Часа в три наконец собрался с силами, пошел умываться. Когда чистил зубы, засмотрелся на свое отражение в зеркале. Вообще-то редко теперь себя изучал – неприятно видеть тяжелые нижние веки и мешки под глазами, всё углубляющиеся дуги морщин по обеим сторонам рта, дрябнущие щеки, тяжелеющий нос, седые волосы на висках, и некоторые почему-то не лежат, а торчат в стороны.

Нет, вообще-то для сорока семи лет нормально выглядит, но не на тридцать.

И что должна была почувствовать Алина, когда он сделал попытку к ней подкатить? Наверняка посчитала его старым козлом, сластолюбцем… Правда, были эти три-четыре секунды, когда была готова. Когда зависла на этой черте. Он промедлил, и она отшатнулась. Но, может, и правильно, что так. Наверное, правильно. Хотя от сознания, что правильно, не стало легче.

Еще и в книге Лондона наткнулся на настоящий гимн женщине.

«Иногда я думаю, что история человека – это история его любви к женщине. Все эти воспоминания о моем прошлом, которые я сейчас записываю, сводятся к воспоминаниям о моей любви к женщине. Всегда, в десяти тысячах жизней и измерений, я любил ее, люблю ее и сейчас. Мой сон насыщен ею; мое просыпающееся воображение, от чего бы оно ни отталкивалось, всегда приводит меня к ней. Нельзя убежать от нее, от этого вечного, прекрасного, всегда лучезарного лика женщины».

– Да, как назло… – Сергеев перелистнул, надеясь, что там будет о другом, но взгляд тут же выхватил:

«…Но моя женщина, моя дикая супруга удержала меня, дикаря, каким я был, и ее глаза притягивали меня, и руки сковали меня, и ее сердце, бьющееся у моего, соблазнило меня и отвлекло от далеких грез, моего мужского подвига, самой высокой цели – убийства Саблезубого при помощи хитроумной ловушки».

– Вот именно, вот именно! – со злой радостью согласился Сергеев. – Женщины отвлекают, не дают совершить подвиг.

Знал – никто не слышит его звонкого, почти детского сейчас голоса, но почувствовал стыд. И за голос, и за эти слова, за глупую злость на женщин.

Но почему глупую? Не всё так просто, не всё… Вот «Отец Сергий» про это.