Десятые

Но не уходила. Смотрела на широкую спину девушки, на розоватые ноги без колготок – начало октября, а тепло, почти лето… Туфельки хорошие, Татьяне такие нравятся: сзади ромбик блестящей кожи, стопа почти вся открыта, а пальцы под остреньким кожаным колпачком. Голень обхватывает тонкий ремешок; каблук небольшой, напоминающий ножку коньячного фужера. Или бокала. Как правильно?.. Да, каблук небольшой, поэтому между пальцами и ступней нет излома. Ей неприятно, когда слишком высоко, а эти – как раз… В «Успенском» видела подобные. Дороговаты… Но если подкопить… Хоть бы скорей кончилось… И разошлись…

Одна из куколок то и дело поглядывала на часы. Потом слегка наклонилась, придерживая шапочку, и отшатнулась. На какой-то сантиметр, но все заметили. И одновременно вздрогнули. А она продолжала стоять так, полусогнувшись, не поднимая лица.

– Что там? – спросила девушка.

И куколка, будто только ждала вопроса, как разрешения, резко выпрямилась. И сказала не горлом, не связками, а грудью:

– Две полоски.

– Х-хо! – вымученно насмешливый выдох молодого человека.

Девушка взяла один тест. Посмотрела. Положила обратно. Второй. Тоже посмотрела и вернула. И повернулась к молодому человеку. Взгляд у нее был… У Бергмана в одном фильме, а может, и не у Бергмана, герой убивает подругу. Вонзает нож в грудь. И она так на него смотрит: вопросительно, беззащитно… нет, с каким-то таким сначала детским доверием, а потом детской обидой: я была вся твоя, а ты… И взгляд затухает, затухает…

Так затухал взгляд и у этой. Глаз молодого человека Татьяна не видела, но по спине – спина сгибалась, обвисала, жухла – понимала: жизнь уходит и из него. Или как там? – дух выходит, душа…

– Ты ведь первый, – сказала девушка тихо, но так отчетливо и чисто, пронзительно, что Татьяна содрогнулась, и во рту стало горько. – Первый и единственный… Как же…

– И ты у меня одна, Мариш. Правда одна. Честно.

– Как же…

– Это ошибка. Надо еще…

– Сережа…

– Если было, до тебя только. Клянусь.

Она словно не слышала, повторяла:

– Как же… Сережа… Как же теперь…

Он взял ее за руки. Она не отдернула. Тихонько потянул. Она медленно, как падающее дерево, привалилась к его груди. Он ее обнял. А сам продолжал уменьшаться, вянуть. И она.

Постояли так. И он повел ее к двери.

– Извините, – позвала куколка. – Нужно выписать направление. Постойте…

Они продолжали медленно уходить. Нет, не шли, а плыли. Их больше не окликали, не останавливали. Не решались, боялись.

Татьяна чувствовала: необходимо задержать, поставить на учет – такие должны быть под наблюдением… Но как это сделать? Оббежать, встать в двери? Не пускать? Это ужас какой-то будет.

Он с видимым усилием открыл дверь. Нежно запели колокольчики. Цепляясь руками, ногами, они пропихнулись на улицу. Дверь поползла обратно, снова колокольчики. Закрылась…

Полчаса назад сюда вошли сильные, полные жизни самец и самка, а вышли сгорбленные, немощные старики. Поддерживающие друг друга, чтоб не упасть.

2019

У моря

– Про условия помните? – Хозяин стоял между ним и дверью, поигрывал ключами на колечке. – На длительный срок. От шести месяцев.

Можно было решить, что, если услышит «четыре», не поселит. Но Сергеев не стал дразнить – был настроен жить здесь до упора. И сейчас ему казалось, что упор далеко-далеко. На то, чтоб только отоспаться, уйдут многие недели, чтоб снова набраться сил – год. Если получится набраться. В его возрасте это сложно.

– Да, помню. Всё в порядке.

Хозяин был высокий, широкий, большой. Наверняка сам строил этот домище… Конечно, нанял бригаду профессионалов, но он вряд ли стоял в стороне и просто наблюдал.

– Как зовут вас? – повернулся к двери.

– Олег.

– А, да, Олег. – Один щелчок замка, другой. – А меня – Рефат.

– Да, я помню.

– Что же, проходите. Вот…

Рефат говорил по-русски хорошо. Лучше и внятней многих русских. Но эта внятность и выдавала в нем нерусского. Или не совсем русского. Хотя если бы не имя, Сергеев вряд ли сейчас думал об этом. Волосы русые, черты лица вполне славянские…

Прихожая. Напротив входной – дверь в туалет и душ, налево – довольно просторная кухня, дальше – спальня. Стенной шкаф с зеркалом.

– Подушка, одеяло, – говорил Рефат. – Постельное белье – ваше. Я писал.

– Да.

– Плита газовая, с баллоном. Будет кончаться – звоните. Посуды нет. Предупреждал.

– Да, да…

Хорошо хоть имелись стол, стулья, тумбочка. И крошечный холодильник.

– Вода греется в колонке, – Рефат завел Сергеева в туалет. – Вот душ, исправен. Стиральная машина…

– Хорошо.

– Бумагу прошу в унитаз не бросать – канализация автономная, бактерии бумагу не едят.

– Да…

– Полы теплые. Вот реле. Регулируйте. Днем если тепло, лучше отключать – много электричества жрут.

– Понятно.

Сергеев кивал почти машинально. Хотелось по-настоящему одного – чтоб хозяин закончил церемонию вселения и ушел. И остаться одному, в тишине. Упасть на кровать.