— И да и нет… — Филип медленно затянулся. — Родился в Орегоне, переехал в Сиэтл, учился в Сан-Диего. А после — где только не был…
— Стало быть, с западного побережья, — выдавил человечек, кинув на Филипа острый взгляд. — В армии служил?
Вспомнив про государственный флаг на мачте, Филип помахал рукой с увечным мизинцем.
— Два года во Вьетнаме…
Человечек с цыплячьей шейкой понимающе кивнул.
— Кофе желаешь? Кухня не работает, но кофе приготовить могу.
— С удовольствием, — сказал Филип.
Человечек скользнул с табурета, выдоил в две чашечки кофе из автомата «Кори», поставил одну перед Филипом. Порылся в карманах грязного пиджака, нашел одну-единственную сигарету. Щелкнул старой зажигалкой, снова взгромоздился на табурет, с клацаньем выдвинул ящик допотопного кассового аппарата, чтоб стряхивать пепел. Филип сдернул верхушку у чашечки с порошковыми сливками, забелил кофе. Отхлебнул, оценивающе кивнул.
Хозяин был явно польщен.
— Надо было тебе в Канаду смыться, — сказал он после паузы.
— Не понимаю?.. — выгнул бровь Филип.
Отпихнув сигарету в угол рта, человечек шепеляво пояснил:
— Чтоб не загребли! Надо идиотом быть или психом, чтоб на целых два года загреметь во Вьетнам!
— Что такое? Или вы не патриот своего городка? — насмешливо воскликнул Филип. — Разве флаг у вас на мачте не отражает образ здешнего мышления?
— А мне плевать на их мышление! — крякнул человечек. — Я не хуже их патриот. На второй мировой воевал и в Корее. Во время второй мировой хоть знали, за что бьемся. В корейскую войну ввязались по глупости. Ну а Вьетнам — ясное дело, бред, да и только! Два моих сына там остались. Обоих поубивало детей! Бах — один, следом бах — другой… И месяца не прошло. Два цинковых гроба, две похоронные процессии по главной улице Баррингтона, кругом ветераны в своих шапчонках. Тьфу!..
— Простите…
Человек пожал плечами. Вынул изо рта сигарету только, чтоб отхлебнуть кофе, и тут же снова воткнул сбоку.
— Много воды утекло. Быть бы мне похитрей, велел бы им сложить манатки да в Торонто, но я этого не сделал, так оно в нашем мире все устроено…
Он умолк. Спросил после паузы:
— А тебя чего к нам занесло в воскресенье? На туриста вроде не похож.
— Я не турист, — Филип помолчал, прикидывая, что сказать. — Женщину одну ищу. Передали, она в Баррингтоне. Человек ухмыльнулся.
— Как звать? Гости к нам редко жалуют, может, я и знаю…
— По имени вряд ли… — сказал Филип. — Но мне говорили, она вроде в синей плиссированной юбке, белой блузке; как юбка, синий пиджак. Интересная, блондинка, волосы вьются. Около тридцати.
— Ты случаем не полицейская ищейка? — гася сигарету в кофейную гущу, спросил хозяин бара.
— Нет! — мотнул головой Филип.
— А может, детектив какой? — не отставал тот.
— Да с чего ты взял? — вскинулся Филип. Человек хмыкнул.
— Не первый ты, вот что! — загадочно произнес он.
— Не понял?
Хозяин пожал плечами.
— Ну как же… юбка… блузка… Синее с белым… Женщина, какую ищешь. Она, верно, у этих, у монахов…
— У монахов?
Рот человечка растянулся в кривой усмешке.
— Там раньше мужской монастырь был, иезуитский. Обитель уединения, или как там у них… А года два назад его откупили эти «фанаты Христа».
— «Фанаты Христа»?
Хозяин кивнул. Пошарил в кармане, ища сигарету; не нашел. Филип протянул ему пачку.
— Называют себя «Десятый крестовый поход», — продолжал человечек. — Мотаются то в город, то из города в синих автофургонах, «эконолайнах». Хорошо еще не суются со всякой своей поганью…
— Какой такой поганью?
— Да пес их знает! — усмехнулся человечек, щурясь от дыма. — Ясно одно, у нас ни к кому не суются. Просто деньги собирают, то да се… — Он покачал головой. — В наших краях, на озерах, у них этот номер не пройдет. Тут за последнюю сотню лет каких только святош не перебывало, всем глаза намозолили. Сперва мормоны. Отсюда Бригем Янг[13] родом, слыхал?
— Нет, не слыхал, — Филипу не терпелось вернуться к разговору о «Крестовом», но он понимал, что придется дать возможность новому знакомому выговориться.
— Ну вот… И Бригем Янг, и «джемаймианцы», и Хорейс Грили[14]. Весь этот сброд отсюда пошел. Притом заметь, задолго до того, как в здешних местах за виноделие взялись, стало быть, не от вина вся эта штука. Это надо, как к нам все такое липнет! В семидесятых даже «мунисты»[15] по новой объявились, правда, потом подались отсюда в Тэрритаун.
— А те, из «Десятого крестового», вроде мунистов, что ли? — вставил Филип.
— Кто их разберет! Может, и вроде. Теперь к нам то и дело частные сыщики наведываются. Ищут, кто из дому сбежал. Вот я и соображаю: значит, у этих «исходников» все шито-крыто. Про таких вроде у вас говорят, «не засвечиваются». В монастырь съезжаются на несколько дней, потом там подолгу никого. Только начинают синие «эконолайны» подруливать на заправку, так и знай: на побывку явились.
— А где этот монастырь? — спросил Филип. Человечек помолчал, цыкая зубом.
— Из города на восток, — наконец произнес он. — Шоссе-15 в сторону Ливонии. Недалеко. Не промахнешь, метрах в ста от дороги старое кирпичное здание. Лужайка у них, надо признать, исправно подстригается.
Филип поднялся.