Десятый крестовый

Рассматривая в Хоторне карты, Филип прикинул расстояние от дороги до базы — километров пять. На самом деле оказалось все пятнадцать. Горные кряжи на пути попадались такие крутые, что приходилось обходить и потом долго петлять в поисках направления на север, а это занимало порядком время.

Часам к шести вечера Филип выдохся. Сделал короткий привал под прикрытием полосатого выступа обнаженной породы, наскоро перекусил сыром и изюмом, стараясь много не пить. Он шел уже часа три, а, судя по карте, прошел лишь половину пути до «Пика Штурмана». Единственным утешением было то, что клонившееся к западу солнце теперь оказывалось за спиной, правее. По мере того как оно закатывалось, постепенно становилось прохладнее, легче идти, хоть Филип и натер мозоли на пятках и пальцах ног. Он понимал, что обратно возвращаться таким же способом немыслимо, с базы необходимо уходить как-то иначе. И в одиночку-то обратный путь через пустыню едва ли мыслим: вода почти на исходе, даже если двигаться ночью, все равно не дойти. Если же он отыщет Сару и Хезер, такое путешествие через пустынное взгорье просто самоубийство.

Кляня себя за многочисленные промахи, Филип продолжал идти вперед, увязая в сыпучем песке, с трудом вытягивая отяжелевшие, будто свинцом налитые ноги. Ремни рюкзака натирали плечи и под мышками, пот тек по бокам липкими струями, пропитывая и без того намокшую рубаху. Неприкрытое одеждой тело всего за несколько часов спалило солнцем, особенно нежную кожу ноздрей и губ. Темные очки, приобретенные у толстенного владельца колонки, практически оказались бесполезны: они притемняли свет, однако от ярости рассеянных лучей не уберегали, так что уже через километр ходьбы глаза Филипа устали постоянно щуриться. Перекусив и снова пускаясь в путь, Филип уже стал сомневаться, сможет ли дойти. Спускался вечер, Филип шагал как заведенный, заставляя себя двигаться через силу, с трудом поднимая и ставя ноги: стянутые, напрягшиеся мышцы икр и бедер уже давно перестали реагировать на боль, привыкли. Филип утратил ощущение времени, ступал, не понимая, где он, зачем идет, думая только об одном: не останавливаться, иначе смерть. Нарочно представлял себе страшные картины: вот он умирает в этой кошмарной, заброшенной пустыне из песка и камня, вот тело его по клочкам растаскивают стервятники и на песке остаются одни кости, выбеленные мириадами ползучих насекомых. Но под конец и на эти видения Филип перестал реагировать, каждый шаг отзывался в нем борьбой между духом и плотью.

И вдруг все кончилось. Выбравшись на вершину одной из бесконечных волнистых гряд, хватаясь голой рукой за крепкий колючий ствол мескитового деревца, Филип не поверил своим глазам: перед ним изощренной настольной игрой посреди плоской долины раскинулась военная база. Филип остолбенел, разинув рот, уставившись прямо перед собой, пока не сообразил присесть и отползти за гребень вершины. За спиной светили последние лучи заходящего солнца, и человеческий силуэт четко выделялся на фоне светлого неба, выставляясь напоказ возможной охране.

Филип закрыл глаза, переждал, пока успокоится часто забившееся сердце, прикидывая, достанет ли его на этом расстоянии пуля. И тут же в памяти возникла та самая фотография расстрела вьетконговца и то, что было потом: обмякшее, падающее тело, фонтан серо-алых брызг, хлынувшая кровь, залившая все вокруг… Цветные блики вспыхнули на солнце. Видение исчезло.

Филип снова подтянулся к гребню, но так, что только лоб и глаза выглядывали над краем, и еще раз взглянул на базу. Снял темные очки, воткнул в рассыпчатый песок, утер пот и налипшую пыль с лица.

Лагерь располагался примерно в миле от него, было хорошо видно высокую изгородь с колючей проволокой поверху. База оказалась такой, какой он себе ее представлял, лишь за некоторым исключением. Единственная, прямая, как струна, взлетная полоса, скопления ангаров, складов, казарм — все то же, но у ворот какое-то новое строение, между взлетной полосой и изгородью с северной стороны плато вилась, описывая полукруги между двух скалистых выростов, асфальтированная дорога. Никакой растительности, только кое-где группками мескитовые деревца да заросли креозотника — лишь эти растения своими цепкими корнями могли укрепиться на здешних камнях. От построек падали, точно комья грязи, пятна теней, мешая разглядеть все как следует. Филип отполз пониже, снял с плеч рюкзак. Порылся, вынул бинокль, вернулся на прежнее место.