Десятый круг ада

Баронесса махнула хлыстом и в сопровождении Фехнера прошла в дом. Ладушкин поставил тарантас под навес и распряг лошадей. Под уздцы он повел их в конюшню. Заметил в раскрытом окне на втором этаже господского дома баронессу и управляющего. Оказывается, они следят за ним! Ну что ж, посмотрите. Столкнув мордами лошадей, он локтями ударил их в грудь, заставив подняться на дыбы. В следующее мгновение Ладушкин осадил их. Увидел, как Фехнер что-то говорил внимательно слушавшей его баронессе.

В мучительной неизвестности прошел для Ладушкина остаток дня. Плохо спал он и ночью, еще и еще раз вспоминая о встрече с управляющим. Фехнер несомненно узнал его. Но почему не признается? Может, вначале собирается объясниться? Хотел бы поскорее поговорить с ним с глазу на глаз и Ладушкин, но как застать Фехнера одного?

На второй день управляющий не появился у бараков. Наряд на работы он прислал с юной племянницей Габи, направлявшейся к Шмидтам. Ладушкин забеспокоился.

— Что с господином Фехнером? — поинтересовался он. — Не заболел ли?

— Дядя Отто здоров. Он провожает тетю Анну в гости к ее родственникам, — ответила Габи.

— Значит, вы сегодня остаетесь за молодую хозяйку хутора? — приветливо улыбнулся Ладушкин.

Габи покачала головой, с сожалением произнесла:

— Нет. У нас много дел с фрейлейн Региной. Я буду ночевать у Шмидтов...

Можно было предположить, что Фехнер специально выпроваживал жену в гости к родственникам в то время, когда племянница, служившая у дочери профессора Шмидта горничной, вынуждена была остаться у Регины. Значит, Отто ночью в своем доме будет один? Самый подходящий момент для встречи. Другого такого случая не представится.

С трудом дождался возбужденный Ладушкин темноты. Он незаметно вышел из своей каморки и по опушке леса, минуя дорогу, направился к дому Фехнера, находившемуся примерно в полутора километрах от бараков. Еще днем он заприметил хутор управляющего и теперь безошибочно вышел к нему. Оглянулся, прислушался к ночной тишине, перевел дух, взошел на невысокое крыльцо и негромко постучал в дверь. Казалось, прошел целый час, прежде чем в коридоре послышались шаги. Щелкнул запор, и дверь распахнулась. Ладушкин смело шагнул за порог, и дверь тут же захлопнулась. Фехнер молча повел ночного гостя в освещенную настольной лампой комнату, два окна которой были задернуты плотными шторами. Взгляды их встретились: изучающие, настороженные, до предела напряженные.

— Почему вы открыли дверь, не спросив, кто к вам пришел? — спросил Ладушкин.

— Я ждал вас сегодня.

— Вы узнали меня?

— Так же, как и вы меня...

Оба замолчали, обдумывая, как вести себя при столь необычной встрече.

Ладушкин первым нарушил затянувшееся молчание:

— Вы меня приглашали в гости. Вот я и приехал...

Фехнер усмехнулся, жестом показал на стул.

— У вас хорошая память, Феда. Мягкое «дя» не удавалось ему выговорить.

— Правда, вы приглашали меня в Берлин, Отто...

— Пришлось сменить профессию...

Они обнялись как старые верные друзья.

— А я вначале подумал, ты добровольно поехал на работу к фашистам, — чистосердечно признался Фехнер.

— Я вынужден был приехать в Германию для того, чтобы бороться с фашизмом, — ответил Ладушкин, понимая, что обязан как-то объяснить другу свое появление в Оберфельде.

Фехнер вдруг заторопился, заковылял на кухню и на подносе вынес оттуда бутылку красного вина и закуску.

— Извини, Феда, совсем забыл тебя угостить...

— Ни одной капли! — показал Ладушкин на бутылку. — Запах вина может вызвать излишнее любопытство.

— Тогда я заварю кофе, — нашелся Фехнер. — И ты расскажешь наконец о своей Маше.

Ладушкин шумно вздохнул, заерзал на стуле:

— Нет у меня больше Маши, Отто...

— Как нет?!

— Ехала вместе с сыном в поезде. В эвакуацию. Попала под бомбежку... — Ладушкин не договорил, отвернулся от внимательно слушавшего его хозяина хутора, чтобы не показывать своего волнения.

— В каждый дом наших стран эта проклятая война принесла несчастье, — заговорил Фехнер. — И у меня брат погиб на фронте, где-то под Москвой. Осталась племянница сиротой. Мы с фрау Анной взяли Габи к себе. Я посылал ее к тебе с нарядами на работы.

— Очень милая девочка, — сказал Ладушкин.

— И несчастная! Ее... Барон Карл фон Тирфельдштейн... — Фехнер с хрустом сжал могучие кулаки. — Я ненавижу барона-фашиста! — гневно произнес он. — И отомщу, обязательно отомщу ему за Габи. Клянусь! Я дал обет перед памятью моего погибшего брата, ее отца...

Ладушкин обнял Отто, пытаясь успокоить его:

— Верь, Отто, дни фашистов в твоей стране сочтены. И мы с тобой должны сделать все зависящее от нас, чтобы приблизить их конец.

В барак счастливый Ладушкин вернулся незамеченным перед рассветом. С Фехнером они договорились обо всем. Для окружающих они оставались по-прежнему, чуждыми друг другу людьми, волею случая встретившимися в Оберфельде.

Часть вторая

1