Десятый самозванец

— А зачем же я о тебя буду саблю марать? — как бы спросил сам себя Акундинов. — Да и тело-то обмывать будут да скажут — куда ж яйца-то делись? Не, мы их тебе оставим, только сплющим немножко. Погоди-ка, старый… солдат, сейчас они трещать будут.

Убрав саблю, палач-самоучка наступил каблуком на самый дорогой для любого мужчины орган.

— Убери… — простонал старик. — Все расскажу…

— Говори, — разрешил Тимоха, немного ослабив нажим, но не убирая ногу.

— Я ненавижу тебя, — признался старик.

— За то, что Декарта твоего не читал, — за это, что ли?

— У шведской королевы не должно быть любовников! Или, по крайней мере, он должен быть порядочным человеком.

— Ну а я-то тебе чем не угодил? — обиделся Тимофей. — Почему это я да непорядочный?

— Вахмистр сказал, что русские объявили награду за твою голову. Ты — самозванец, выдающий себя за сына русского царя. Но если ты настоящий сын царя Василия Шуйского, то это меняет дело, — тогда ты еще хуже… Сын плохого отца не может быть порядочным человеком.

— Это еще почему?

— Я служил в отряде полковника Делагарди, который был верным другом принца Скопина-Шуйского. Я знаю, что либо твой отец, либо твой дядя отравили принца. И это в благодарность за то, что принц спас Москву! Я помню, как русское войско перепилось и его разгромили польские гусары. А мы были единственными, кто не покинул поле боя.

«Мать твою налево! — выругался Тимофей. — Вот ведь как… Сколько ж вас, старых пеньков, в живых-то еще осталось! То и дело натыкаешься на знавших Шуйских…»

— Скопин-Шуйский, если ты помнишь, мне родичем приходился, — напомнил Тимоха. — А вы вместе со своим Делагарди Новгород у нас тогда отняли. Воспользовались, сволочи, Смутой-то нашей.

— Новгород мы заняли по вине твоего отца! Почему царь Василий не заплатил нам тех денег, что обещал?

Вот этого Тимофей не знал. Не заплатил, так и не заплатил. Может, денег не было? Может, еще из-за чего.

— То дело прошлое, — попытался вразумить он старика. — А сейчас-то чего старое ворошить?

— Пускай. Но я не желаю, чтобы королева великой страны спала с ублюдком.

— Ладно, пусть так, — устало сказал Тимофей, приседая на корточки перед стариком: — Только скажи — если ты меня так ненавидишь, то почему же сам-то не убил? Зачем решил чужими руками жар загрести?

— Если бы тебя убили тут, в домике, — королева бы очень огорчилась, — спокойно объяснил старик. — А в лесу бы никто и не узнал, куда ты делся. Когда я узнал своих бывших сослуживцев, то решил, что их послало само провидение.

— И ты отправил Ильзе и меня в лес, — закончил Тимофей.

— Один бы ты не пошел. А кроме девчонки, отправить было некого.

— Сволочь ты старая…

— На войне порой приходится кем-то жертвовать, — пожал плечами старик. — Королева была бы уверена, что ты решил тайно покинуть ее. Я бы даже придумал романтическую историю о том, как господин Синельсон не захотел компрометировать августейшую особу. Жаль, что парни тебя недооценили, — Олаф причмокнул языком, с сожалением ощупывая выбитый зуб.

— А кто такая госпожа Спарре? — поинтересовался Акундинов.

— Эбба Спарре — лучшая подруга королевы. Видимо, ей показалось, что ее величество стала забывать старых друзей.

— Потому эта дама и наняла убийц, — понимающе хмыкнул Тимофей.

— А что бы ты хотел? Это — политика!

Олаф лежал, уставясь в потолок. Акундинов сумрачно ходил по залу и от нечего делать считал шаги. Обойдя раз пять помещение, он вернулся к связанному:

— И что же мне с тобой делать? — обратился Тимофей к старику. — Как считаешь, что сделает королева, узнав о предательстве?

— А в чем меня можно обвинить? — нахально спросил Олаф. — Где же тут измена? Да, я сказал своим старым друзьям, что ты вместе с любовницей ушел в лес, в сторожку. Ну и что? Густавсен подтвердит, что я не знал ни о каком покушении. Кстати, где он?

— Там же, где и остальные, — буркнул Акундинов. — В земельке сырой.

— А! — заметно повеселел старик. — Тогда еще лучше. А что может сказать какая-то девка, с которой ты изменил ее величеству? Кто ей поверит…

— Конечно, — кивнул Тимофей. — Свидетелей-то нет. Ну, пошли, — приказал он старику, помогая тому встать.

— Куда? — насторожился тот. — Я буду кричать!

У Олафа Паульсена куда-то пропали наглость и напыщенность. Вроде только что перед Тимохой был старый солдат, искренне радевший за честь своей королевы. А тут, поди ж ты…

— Старый вояка, служивший королю Густаву, будет кричать? — усмехнулся Тимофей, подталкивая Паульсена. — Стыдно, солдат!

Тычками и пинками Тимофей вытолкал Олафа из домика, а потом вытащил саблю, которая острием уперлась в спину старика:

— Вперед!

— Куда вы меня ведете, господин Синельсон? — испуганно сказал старик.

— Ишь, на «вы» называть стал, молодец! — похвалил Олафа Тимофей и прибавил: — Вперед, скотина!

Паульсен, запинаясь и падая, медленно пошел вперед. Идти по лесу в ночной рубашке и без обуви старику было нелегко. Но Акундинову его почему-то было не жаль. Так они прошли две версты. Дальше Тимофей идти не рискнул, боясь не найти обратный путь. Да и место подходящее — рядом с маленьким болотцем, поросшим рогозом и тучей комаров.