Деснинские просторы (СИ)

Здесь де Кюстин излагает свои впечатления от путешествия в Ярославль. Описывая своих собеседников, он не всегда объективен. Так, поведав о своем разговоре с «одним неглупым московским жителем», который проявил свое невежество по отношению к итальянскому искусству и превозносил, в частности, русскую архитектуру, француз сделал вывод, что-де все русские такие бестолковые критики чужеземного! Это – глупость! Среди всех народов есть и знатоки искусства, и пустые ретрограды! Поэтому переносить на весь народ пороки случайных собеседников нелепо. Вместе с тем, француз вовсе не ставит целью очернить русских. Есть немало его мыслей о том, что русские люди – во многом симпатичны, но лишь бедствуют в объятиях такой социальной системы, которая не имеет выхода и губит людей!

Вот что он пишет: «Чем ближе подъезжаешь к Ярославлю, тем красивее становится население. Я не уставал любоваться тонкими и благородными чертами лиц крестьян…русские, как я уже не раз отмечал, народ чрезвычайно красивый. Замечательно приятен и их голос, низкий и мягкий, вибрирующий без усилия» (там же, с.263). А вот что он очень метко отметил: «Грусть, скрытая под личиной иронии, наиболее распространенное здесь настроение…Народ топит свою тоску в молчаливом пьянстве, высшие классы – в шумном разгуле» (там же).

То же самое происходит и сейчас, ибо в России совершенно отсутствует индустрия развлечений! И все, что «заработал» наш несчастный народ за свое тысячелетнее страдание под властью жестоких, невежественных и эгоистичных правителей – это пьянство!

Де Кюстин заметил и существенное разделение народа. «Контрасты до того резки в этой стране, - пишет он, - что, кажется, крестьянин и помещик не принадлежат к одному и тому же государству» (там же сс. 267-268).

Как известно, Октябрьский переворот 1917 года, приведший к власти большевиков, ставил целью и преодоление кастовых различий, отмеченных де Кюстином. Однако эта затея привела лишь к кратковременному успеху. После известных событий августа 1991 года, приведших к власти Ельцина, начала возрождаться кастовая феодальная система с господством бюрократии. Если так и дальше пойдет дело, то мы превзойдем и здесь эпоху Николая I.

Вот еще один интересный вывод иностранца. Описывая местную власть, он утверждает, что «всеобщее взяточничество сводит на нет местные власти…(!)» (там же, с. 268). Ну чем не наше время?!

«Россией управляет класс чиновников, прямо со школьной скамьи занимающих административные должности, и управляет часто наперекор воле монарха» (там же). У нас теперь – та же картина! Все чиновнические должности либо наследуются, либо передаются родственникам или взяткодателям. Получив административный пост, чиновник начинает брать взятки, богатеть, расходовать казенные средства, как свои собственные, а потом начинает наглеть, поднимаясь вверх по чиновничьей лестнице.

Примером можно назвать поведение брянского экс-губернатора Н.Денина, который открыто растрачивал казенные деньги на поддержку собственного частного предприятия и, перейдя черту дозволенности, был осужден российским судом, попав в тюрьму! Слава Богу, что до нашего президента дошли вести о его злоупотреблениях. Однако эти вести дошли после десятилетнего правления упомянутого губернатора, развалившего область! Таких примеров «несть числа»!

А как можно известить нашего президента, если его опутали по рукам и ногам многочисленные чиновники? Я, русский литератор, обратился с письмом в Год Литературы к президенту. И что же вы думаете? Письмо, естественно не дошло до адресата! А мне отписались чиновники президентской канцелярии, что мое письмо передано Министерству культуры, а последнее учреждение дало мне ничего не значащую отписку и, как говорится, «завело мое дело в тупик»!

В то же время, в николаевской России сам государь перечитывал адресованные ему письма! Видите разницу?

«Из недр своих канцелярий, - пишет де Кюстин, - эти невидимые деспоты (чиновники – К.С.), эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну. И, как это ни звучит парадоксально, самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией – силой, страшной повсюду, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной в России» (там же, с. 269).