Кай не любил огнестрельное, да и вообще любое оружие за то, что оно было законченной сущностью и
Принципиальным для Кая оставался тот момент, что скорострельность «Каштана» достигала 900 выстрелов в минуту, а емкость магазина 30 патронов. То есть прыгнуть-то он, конечно, успеет, но противник, в свою очередь, успеет выстрелить, и до Алекса долетят уже две половинки Кая…
– Как? – повторил Кай.
– Я блефовал, – объяснил Алекс. – Узнал от Погорельцева, что девчонка куда-то исчезла, что у вас с ней что-то было, ну и решил попробовать тебя немного поторопить. А то ты приехать-то приехал, но вместо того, чтобы отправиться за сокровищами, все какими-то глупостями занимался… Как видишь, у меня все получилось.
– То есть, про Ольгу ты ничего не знаешь? – уточнил Кай.
– Абсолютно ничего, Придурок, – подтвердил Алекс.
– Меня зовут Кай, Алекс.
– А вот это мне абсолютно все равно, Придурок, – усмехнулся Алекс. – Для меня ты Придурком был и Придурком умрешь. И под этим именем я буду тебя вспоминать… где-нибудь на экваторе…
– Кто и зачем убил Клавдию Петровну? – спросил Кай.
Алекс рассмеялся. Ситуация ему нравилась. И Придурок, в сущности, нравился ему с самого начала знакомства. Жалко, что у них тогда не сложилось. Теперь Придурок заматерел, стал красивым и еще более опасным животным. Но «Каштан» уравнивает любые шансы. Ремень от «Каштана» висел на плече, и поэтому рука совершенно не уставала держать прицел.
– Придурок, ты что, начитался дешевых детективов? А я-то полагал, что ты так и остался неграмотным. Но, может быть, ты смотрел детективы по телику? Там тоже всегда в самом конце преступник, перед тем, как убить, рассказывает жертве все обстоятельства дела, подробно останавливаясь на психологических мотивах совершенного им преступления. А пока он так распинается, успевают прибежать хорошие парни в бронежилетах и убить всех плохих и спасти всех хороших. У нас с тобой не этот случай, Придурок. Никто сюда не прибежит, чтобы тебя спасти. Ты умно сделал, что пришел один, и не взял сюда своих поющих идиотиков. Чтобы уравнять шансы, мне пришлось бы их перестрелять еще до начала нашего с тобой разговора. А так, может быть, они останутся живы…
– Кто и зачем убил Клавдию Петровну? – спросил Кай.
– Нет, ну ты все-таки как был, так и остался – совершенно неинтересный собеседник, – поморщившись, вздохнул Алекс. – Придурок он и есть придурок. И вообще, чем дольше живу, тем больше поражаюсь – насколько вокруг мало по-настоящему умных людей… Но вижу, мы с места не сдвинемся, пока я тебе не отвечу. Никто эту вашу тетку не убивал, Придурок. Артист Погорельцев решил с ней так договориться, используя криминальный оттенок. Она-то сама и вообще никому не мешала. Он даже хотел предложить ей денег за то, чтобы она уговорила своих психов отшить эту, жену нефтяного деятеля. Вот та ему все карты путала, а тронуть ее напрямую он, идиот, боялся… А тетка-то как раз оказалась не из пугливых. Чуть ли не с кулаками на посланника набросилась. Ну, он ее тряхнул маленько… Кто же мог знать, что у нее сердце ни к черту?
– Ага, – сказал Кай и снова отвернулся, вернувшись к прерванному приходом Алекса делу.
Небольшое зимовье Большого Ивана, вопреки предположениям Кая, вовсе не разрушилось до основания за много прошедших лет. Дверные петли кто-то регулярно смазывал. В углу лежанки свернутыми примостились два совершенно не истлевших одеяла, на крючке висели овчинный тулуп и свитер с обмахрившимся воротом. На подвесной полке выстроились жестянки с солью, сахаром, чаем, крупой. На столе у окошка – керосиновая лампа и толстая свеча на деревянной подставке, сгоревшая до половины. На полу под полкой рассыпаны несколько гильз. У железной печки лежит несколько расколотых полешков. В углу стоит веник и разбитые, обрезанные по щиколотку валенки. Даже мох в щелях между бревнами выглядел достаточно свежим. По-видимому, кто-то из деревенских охотников изредка посещал старое зимовье и следил за его сохранностью. Судя по слою пыли, последнее человеческое посещение избушки пришлось на прошедшую зиму.
– Что – «ага»?
Алекс напомнил себе, что поведение Придурка всегда выглядело обескураживающим и никогда не походило на поведение обычных людей.
– Мне больше нечего у тебя спросить, Алекс.