Детдом

– Да ладно. Я тоже крылышек за спиной не ношу. Понимаешь, он стал старый… как-то психически, от головы. Брюзжит, всех не одобряет, что бы не читал или не смотрел, все время такой напыщенно-возмущенный тон: «А эт-то что такое?!» «Нет , ну что за придурки!» Ничего его не радует, не веселит, не увлекает. Только вот это его брюзжание, и доказательства, что кто-то в чем-то ни черта не понимает, или неправильно делает. Он, вроде, и сам это чувствует, но ничего не может поделать. Недавно ехали по университетской набережной, я попросила шофера остановиться, решила поностальгировать, с трудом вытащила Леонида к сфинксам, стою, что-то ему рассказываю времен нашей с тобой боевой молодости. И тут же – двое таких ободранных студентиков – он и она. Из современной хиповой генерации, не знаю, как уж они теперь сами себя называют, но амуниция все та же – сумочки-тряпочки, браслеты-фенечки, хайратники, бахрома. Смотрят друг на друга, чирикают, едят какой-то пирожок с кошатинкой, один на двоих, по очереди откусывают. По глазам видно, что не из богатых семей… Вдруг Леонид меня прерывает на полуслове и говорит: «господи, какие же они счастливые!» Я, когда сообразила, в чем дело, решила проявить чудеса понимания. «А, – говорю, – счастливые, это потому, что у них все впереди, да?» – «Нет, – отвечает мой супруг. – Откуда я могу знать, что у них впереди? Может, там и нет ничего. Счастливые, потому что вот сейчас этому пирожку, и этой набережной и друг другу радоваться могут. А я уже ни черта не могу. Знаешь, так хочется им сейчас что-нибудь подарить. Вот, хоть этот джип, что ли… или хоть кредитку с кодом – и за это присосаться, отвампирить кусочек их радости.» – «Не надо, – говорю я. – Только все испортишь.» – Огрызнулся: «Сам знаю!» – и больше до дома ни слова не сказал…

Я думала про все это, и вот что придумала. Если бы мы с ним в молодости поженились, вот как те ребятишки, и у нас за тридцать лет все уже было, так я бы наверное, не только не злилась, а даже жалела его или просто за обыкновенное дело считала. А тут… он же мне чужой, понимаешь? Было такое джентльменское соглашение двух одиночеств, все всех устраивало, а потом ему все (вообще все, а не только я) надоело, он перестал держать марку, и вдруг, откуда-то, сразу, рядом – чужой старик. И нельзя вспомнить, когда у него были кудри и блестящие глаза, и молодой смех, и как возились, задыхаясь от восторга, на продавленном диване на чьей-то даче… Нет якоря в прошлом, и не за что зацепиться сегодня. Понимаешь меня? Вот я нашла зонтик в углу шкафа, ребро сломано, и жучки поели. Рухлядь.

«А когда-то мы бежали под ним под проливным летним дождем через Дворцовую площадь…» – «А у тебя были белые босоножки…» – «И у них отвалился каблук и ты прибивал его обломком кирпича под Аркой Генерального штаба» – «И так и не сумел прибить и ты шла по лужам босиком, в чулках…» – «А этот чертов зонтик уже тогда ни на что не годился, его выгибало ветром, и мы были все мокрые и целовались на эскалаторе в метро „Гостиный двор“„ – «А у тебя был такой холодный и мокрый нос, и ты все время, как щенок, тыкалась им мне в шею“…

И все это даже не говорится вслух. А вслух просто: «Выбросить, что ли?» – «Оставь, пусть будет. Кому он мешает?» – «Ну ладно, пускай» – И взгляд глаза в глаза, а там – тот летний дождь, и нет вокруг никаких морщин, и обвисшего брюха, и тухлой отрыжки погасшего огня…

И мне совсем не хочется Леонида жалеть и понимать тоже не хочется. Я сволочь, конечно, это даже и не обсуждается…

И еще, понимаешь, ему теперь, похоже, секс вообще не нужен. При том он не импотент, нет вовсе, все может. Просто ему – не хочется, ни к чему как-то. Не только со мной, вообще ни с кем. Конечно, иногда он со мной все же трахается, из вежливости – женат все-таки, положение обязывает. Обычно раз в месяц, по вторым понедельникам, после совещания в главке – он в этот день пораньше приезжает. Все время хочу и забываю посмотреть, записано ли у него в ежедневнике, после «совещ. в Гл.» – «тр. Св.»? Так и хочется ему всю морду расцарапать, когда он…

– Заведи любовника, – предложила Анджа.

– Ты же знаешь, что я не могу. У меня принцип. Я никому из всех своих мужей никогда не изменяла.

– Принципы для того и существуют, чтобы их нарушать. Не забывай, в конце концов, что ты живешь на деньги Леонида. И неплохо, надо заметить, живешь, ни в чем себе не отказываешь.

– Подумаешь! – фыркнула Светлана. – Пойду работать, заработаю денег. Что у меня – семеро по лавкам? Голова есть, здоровье тоже.

– Я слышала, что люди быстро привыкают к высокому уровню потребления, – официально заметила Анжелика.