Детдом

– А ты? Ты-то здесь – как? – спросила Антонина. В отличие от Насти Зоннершайн, у нее было нормальное, в полном объеме развитое любопытство.

– Да. Вы хотите знать?

– Ну разумеется! – пожала плечами Антонина. Ольга ей не нравилась. В ней было больше льда, чем в холодильнике, который давно не размораживали. Лед не был чистым и пах пельменями. «Она – Снежная королева Кая!» – напыщенно подумала молодая женщина и сама поморщилась от этой мысли, как будто бы откусила лимон.

– Да. После того вечера я испугалась, потому что всегда пугаюсь, когда не понимаю. Так было с самого начала, как я себя помню, и поэтому я жила в интернате для нервнобольных, а не в обычном детском доме. Теперь я уже взрослая и какое-то время могу бороться с этим. Потом – больше не могла. Не знала, что делать. Владимир, наверное, мог бы помочь, но мне казалось нечестным к нему обратиться. Тут я встретила человека, он мне много рассказал и объяснил. Сначала я думала – случайно, но теперь понимаю, что нет. Он сказал, что знает такое место, где мой страх – уйдет, и я могу в это место отправиться, но не должна никому ничего говорить. Я согласилась, потому что у меня больше не было сил, а в больницу, как Аркадий Николаевич, мне совсем не хотелось. Я поехала с ним туда и мой страх действительно прошел.

– Что это был за человек и что это за место? – быстро спросила Антонина.

– Человек был, кажется, монахом, а место – женский монастырь.

– Как интере-есно, – мечтательно сказала Настя.

– Монастырь?! – Антонина подняла брови. – А в чем же соль всей истории?

– Зачем Кай поехал на Белое море? – вместо ответа спросила Ольга.

– За крестом, – ответила Настя.

Ольга, не торопясь, расстегнула пуговицы на блузке. Все, включая Виталика, с интересом наблюдали за происходящим. Отложив блузку и оставшись в одном белом простеньком лифчике, Ольга подняла вверх левую руку. На внутренней стороне предплечья у нее была татуировка.

– Кто-нибудь из вас видел Кая… без одежды?

– Я видела, – сказала Настя. – У него – точно такой же крест, как у тебя. Только побольше и на груди. А что это значит?

Антонина потрясла головой. Пышные распущенные волосы на мгновение закрыли вспыхнувшее лицо. Она уже понимала, что все сейчас происходящее – важно для нее лично.

– И что же это значит? – повторила она, безуспешно пытаясь увязать концы с концами.

– Монах Варсонофий сказал, что я – сестра Кая, – сказала Ольга, опустила руку и потянулась за блузкой.

– Как же это может быть? – изумленно спросил Виталик.

– Когда я попросила Кая сказать мне что-нибудь ласковое, он вдруг сказал… – Ольгино лицо задрожало, но она опять перемоглась. – он вдруг сказал то, что, наверное, говорила когда-то наша мать… Я не вспомнила напрямую, но мне стало… как-то так…

Некоторое время все присутствующие в комнате молчали. Потом Антонина спросила дрогнувшим голосом:

– Послушай, Оля, а у тебя в детстве, совсем-совсем давно, был такой маленький пластмассовый пупсик?

– Да, – сказала Ольга и медленно сползла со стула на пол, потеряв сознание. Никто так и не понял, вспомнила ли она пупсика, или просто из последних сил ответила так, как всегда отвечала на все вопросы.

Сидящая на полу Настя Зоннершайн положила голову Ольги к себе на колени и осторожно похлопала девушку по бледным, ввалившимся щекам. Она видела, что так делали в каком-то фильме.

Виталик отправился на кухню, по-видимому, за водой.

– Интересно, что они все сейчас делают на Белом море? – неизвестно у кого спросила Антонина.

* * *

День был светлый и веселый, как фонарик. Ветер сильно шумел в темно-зеленой, просвеченной солнцем листве тополей. На скамейках и на асфальте лежала тонкая светло-бежевая пыль. Ольга ела мороженое-трубочку, а Варсонофий – большой сливочный брикет. Брикет таял и сладкие капли, похожие на белые пуговички, стежкой капали на порыжевшую рясу.

– Так ты, Ольга, хочешь быть певицей или нет? – спросил Варсонофий. – Я так и не понял.

– Да. Хочу, – кивнула Ольга и аккуратно лизнула мороженое. – Мой кумир – Эдит Пиаф.

Варсонофий покачал головой, но ничего не сказал. Как несостоявшийся служитель культа, он лучше других знал, что там, где речь идет о кумирах, слова ничего не значат.

– А почему же ты тогда от этой Огудаловой тоже сбежала? – снова спросил он, помолчав. – Она бы тебе как раз и помогла на первых порах…