Детдом

– Не бойтесь, святой отец! – рассмеялся он. – Вы расскажете мне все, что знаете, а я пригляжу за этим мальчиком, и, коли это вообще возможно, верну крест Ефросинии нашей матери церкви!

– Благослови тебя Господь! – сказал старый священник, перекрестил его и заплакал.

Глава 6

Анжелика сидела за компьютером и писала письмо. Настя Зоннершайн лежала на тахте на животе и просматривала старый пожелтевший альбом с вышивками и мережками, который достался Анжелике от ее прабабушки. Анжелика не раз предлагала Насте забрать этот раритет себе, так как ни она сама, ни Антонина никогда никаких склонностей к художеству не проявляли. Настя всегда отказывалась.

– Теть Анджа, как вы не понимаете! Вот я посмотрю их, восхитюсь (даже во взрослом состоянии Настя не всегда верно спрягала глаголы и склоняла существительные) , а потом еще года два их не вижу. И каждый раз, как вспомню, они у меня другим боком поворачиваются, и что-то изменяется. А подглядеть нельзя, к вам ехать лень, вот и получаются новые композиции…

Анжелика считала, что логика художников закономерно должна отличаться от логики обычных людей, и потому с Настей никогда не спорила.

– Теть Анджа! – вспомнила Настя, оторвавшись на мгновение от созерцания разноцветных узоров. – Вот вы тогда, помните, нам с Тосей про варенье рассказывали? Так я тогда же еще, пока ощущение на языке и перед глазами не забыла, сделала композицию для внутреннего дизайна. Ночь сидела, день и еще одну ночь. Потом неделю отсыпалась. Называется: «чай с вишневым вареньем». Вишневое с коричневым и чуть-чуть золотистого, как будто бы на чашке и на блюдечке ободок. Чаинки кружатся, листья вишневые, и ягодки… Понимаете? И вот, мне агентша сегодня сказала, что сразу же, с колес аж три шутки уже купили. Ну, придется, конечно, под индивидуальные проекты еще немного покумекать, но это уж ерунда, не работа. Одна кафешка в Москве, один массажный салон с бордельным уклоном у нас, и еще, представьте, для себя – олигарх откуда-то из Краснодара. Наверное, он тоже вишневое варенье в детстве любил… Хи-хи-хи! – Настя засмеялась своей собственной шутке и, аккуратно послюнив палец, перевернула шуршащую страницу альбома. – Теть Анджа, вы меня слышите вообще?

– Слышу, слышу, Настена, – откликнулась Анжелика, продолжая стучать по клавишам. – Поздравляю тебя с удачей и прибылью. Что мне причитается, как автору идеи?

– Я-а-а… – Настя на мгновение растерялась, а потом вдруг покраснела жаркой волной, хлестнувшей по подбородку откуда-то снизу, со стороны выреза ворота. – Ой, а я и не подумала совсе-ем… Коне-ечно! Теть Анджа! Вы мне скажите, сколько надо, а я бухгалтеру скажу. Или это процент? Или, хотите, прямо сейчас к автомату сбегаю и со своей карточки сниму?

– Настена! Не дури! – Анжелика оторвалась от экрана и строго взглянула на девушку, которая от волнения уже начала приподниматься и теперь стояла на тахте на четвереньках, напоминая очень большую собаку-сенбернара. – Ну когда же ты, наконец, начнешь хоть какие шутки понимать!

Настя со стоном и скрипом рухнула обратно на тахту. Вверх взлетели клубы мелкой пыли.

– Ф-фу! – сказала Анжелика. – Настена, ты мне тахту сломаешь! Она не рассчитана на то, чтобы по ней прыгал кто-то с твоим весом.

– А я не прыгала – я упала! – обиженно сказала Настя. – Вечно вы с Антониной надо мной издеваетесь, пользуетесь тем, что я – глупая, и не понимаю, когда всерьез говорят, а когда – просто та-ак… Ну вот, как всегда… а я уже было обрадовалась, что вы, теть Анджа, денег возьмете…

– Настена, я же сказала, не дури!

– Ну ла-адно, – Настя, растревожившись, все не могла успокоиться. – А как же я должна была правильно сказать… Ну вот вы говорите, а я?…

– Просто улыбаешься – мол, поняла и приняла шутку, и все. Если по-женски, с кокетством, могла сказать: поцелуй причитается! Вы, теть Анджа, такая умная! – подбежать ко мне (для этого с тахты сползти надо!) и чмокнуть меня в щечку. Или, если больше по-мужски, тогда говоришь: Конечно, причитается! Следующий раз приду, принесу бутылек, закуску, отметим, как полагается. А если по мне, так можно было открытку вишневую на память нарисовать, как ты в детстве мне на все праздники рисовала. Мне очень нравилось, я их и до сих пор храню…

– Правда, теть Анджа?! – Настя явно растрогалась. Но выражать свои чувства иначе, чем в рисунках и орнаментах, она не умела, и потому рука ее невольно, сама собой, искала карандаш и бумагу.

Звонок прозвучал неожиданно пронзительно и прервал урок на полуслове.

– Кстати, Насть, ко мне тут человек один должен прийти, – вспомнила Анжелика.

– Мне уйти-и? – спросила Настя.

– Да нет, а впрочем, как хочешь…

– Ага-а… – протянула Настя и снова углубилась в рисунки полуторавековой давности.

– Здравствуйте, Владимир! – хозяйка быстро и внимательно оглядела стоящего на пороге молодого человека. Он был одет чисто и аккуратно, но без каких-либо признаков вкуса или стиля. («Детдом!» – горько констатировала Анжелика.) И оказался намного моложе, чем она предполагала. – Раздевайтесь и проходите в комнату.