– Ну знаешь, Клавдия! – решительно не одобрила коллегу Анна Сергеевна.
Клавдия Петровна неодобрение проигнорировала, наколола на вилку маринованный грибок Ирининого изготовления, долго его разглядывала, о чем-то задумавшись, и наконец положила в рот.
– Слушай, Светка, объясни мне одну вещь, – попросила Ира, подсаживаясь к подруге.
– Если по философии или по религии, то не буду, – сразу открестилась Света.
Общение с Анджей и Леной в сочетании с употреблением крепких спиртных напитков часто будило в Ире (как в типичном представителе русского народа) желание размышлять о жизни и осмыслять действительность. Света была хорошо знакома с этой ее особенностью.
– Нет, я не про это, – отмахнулась Ира. – Смотри: Настя твоя запала на Олега – это понятно. Ну, кто бы на него, такого шикарного, не запал! Только наша Анджа замороженная, да и та когда-то не устояла… Девочка-певица хвостом ходит за бывшим Кешкой, теперь Каем. Это тоже ясно, он воспитанник Олега, да к тому же от него самого, как от дикого зверя, какое-то прямо излучение идет… Но вот ты мне теперь объясни, чего Тоня-то бесится? Ведь ее-то Виталик при ней…
– А разве с Антониной что-то такое происходит? – искренне удивилась Света.
– А то! Да она же того и гляди разнесет чего-нибудь, Виталика своего покусает или просто в истерику кинется.
– Ну и ну! – покачала головой Света. – Если ты, Ирка, права, то я прямо и не знаю…
– Может быть, Андже сказать? Пусть попробует разобраться и сделает чего-нибудь.
– Нет! Нет, Ирка! Оставь Анджу в покое!
– Ну, как хочешь…
Вообще-то Ира была оптимисткой. Но почему-то именно сегодня ей все время казалось, что все ее обижают. Поразмышляв немного над этим феноменом, она решила выпить еще водки. (Вино Ира не любила и считала его употребление напрасной тратой времени. Если и пила, так только в угоду утонченным подругам.) Водка безусловно помогла. Случайно встреченный на обратном пути из туалета ее собственный муж Володя сразу ее понял и пригласил в комнату пожилой пары бухгалтеров, где они впятером продолжили праздновать день Победы. Молодежи они дружно решили не мешать и только один раз пригласили их спеть всем вместе гимн, потому что прекрасно понимали: гимн нужно петь торжественно и обязательно громко, а у них самих уже просто ни сил, ни голоса не хватит. Молодежь тоже все поняла и послушно откликнулась, разве что, кажется, не знала слов и не помещалась в комнате. Но тогда Володя построил всех в коридоре напротив кухни («пролетариат еще не потерял своей ведущей роли! – объяснил он подвернувшимся Жене и Егору. – Он себя еще покажет!»), велел Олегу дирижировать и громко и внушительно запел:
Пожилые руководительницы ансамбля и прочие тетки дисциплинированно пели. Молодежь сначала нерешительно подтягивала без слов, но потом навострилась подхватывать припев:
Голоса у молодежи были звонкие и чистые, и все вместе получалось очень душевно. Всем так понравилось, что на гимне не остановились и, логически погружаясь в историческую перспективу, спели сначала «День победы», потом «Вставай, страна огромная!», а потом и «Варшавянку».
Серьезно выводя тихим и пронзительным речитативом:
Владимир пытался одновременно припомнить слова «Боже, царя храни», вспоминая русского националиста Антона, и из своих резонов полагая, что вскоре дело дойдет и до этого. На последних, громоподобных тактах «Варшавянки», там, где «Марш, марш впере-е-од, рабочий народ!», в дверь позвонили. Владимир сразу сообразил, что пришли соседи, которых гремящий на всю лестницу хор достал до печенок, и, с трудом протолкавшись сквозь строй хористов, ринулся извиняться. Держа в двух руках четыре бутылки с иностранными наклейками, сверху пришел новый русский, который в прошлом году выкупил и расселил верхнюю коммуналку. Теперь он, не торопясь, делал в ней евроремонт.
«Забористо поете, ребята! Прямо душа разворачивается! – сказал сосед сверху, и, заглянув за плечо Владимира, добавил. – Ни фига себе, сколько вас тут! Можно и нам к вам? Победу отметить, святое дело!»