Детдом

– Да мне и Мастер не нравится, – пожала плечами Анжелика. – Хотя нечисть там, безусловно, весьма симпатичная. Я впервые прочитала сие бессмертное произведение лет в 18, но так до сих пор и не поняла, какие такие бедствия поразили эту самую Маргариту? Самая разумная рационализация, которая приходила мне в голову по этому поводу, выглядит так: «Любовник Марго оказался человеком хотя и талантливым, но слабым, безвольным, и далеко не таким оборотистым и хватким, как муж, в связи с чем неглупая женщина провидела множество психологических и вполне материальных проблем, которые, по воле симпатизирующего ей автора, успешно разрешились путем прямого вмешательства инфернальных и божественных сил».

– Ты сама глупа и цинична, – заявила Лена, поднимаясь со скамейки.

– Так убеди меня в рамках нашей литературно-жизненной дискуссии.

– И не подумаю. Что я не понимаю, что ли, на что ты намекаешь?

– А я разве намекаю? – удивилась Анжелика. – Прости, мне казалось, что я говорю прямым текстом, без всяких намеков.

– В целом, да, – вынуждена была признать Лена. – Просто у тебя такая кучерявая манера выражаться. Ирка бы все то же сказала проще, без литературных реминисценций: «Чего, подруга, с жиру бесишься?» А ты Маргариту приплела…

– Ну, по сравнению с тобой у Маргариты ситуация была куда более тяжелая. У нее не было детей, которых надо было растить и обихаживать, на службу она не ходила, всю домашнюю работу за нее делала домработница, книжек, кроме романа Мастера, она, кажется, никаких не читала, а телевизоров и компьютеров тогда еще не было. Поневоле станешь ведьмой. Хотя бы от безделья…

– Недобрая ты, Анджа. Злая даже.

– Есть такое дело. Правда, на горе и бедствия я бы в этом случае ссылаться не стала. Скорее, на собственный характер…Слушай, Ленка, а он что, действительно кавказец? – с любопытством спросила Анжелика. – Или просто брюнет?

– Он абхазец. Приехал в Россию из Сухуми восемь лет назад. Сначала жил в Москве, потом, через два года перебрался в Питер.

– А чем он занимается? Работает в торговле?

– Он работает в милиции.

– А! Так вот оно что! – воскликнула Анжелика и как будто бы поставила где-то воображаемую галочку. – А сколько ему лет?

– Тридцать четыре.

– Не слабо… У него есть семья? Абхазская родня и все такое…

– Его семья погибла. Если ты помнишь, там был такой грузино-абхазский конфликт…

– Ага, – кивнула Анжелика.

Все, что она знала о кавказских семьях и кавказской родне, говорило за то, что вся семья Ленкиного избранника не могла погибнуть ни при каких, традиционных для Кавказа вооруженных разборках. Но, может быть, у него были какие-то особые причины на то, чтобы сказать ей именно так…

– Ну, и чего же это такое? – неожиданно требовательно спросила Лена. – «О ты, последняя любовь, ты и блаженство, и безнадежность…»? Или как?

– Кто, интересно, буквально только что обвинял меня в литературных реминисценциях?

– Объясни мне!

– Или как, – спокойно сказала Анжелика.

– Что?!

– Ну, ты меня спросила – это последняя любовь или как? Я думаю – или как.

– Прекрати издеваться! – рявкнула Ленка. – Иначе я теперь же уйду!

– А вот слабо нам с тобой сейчас поссориться из-за абхазского милиционера! – усмехнулась Анжелика. – Где-то это будет даже романтично.

– Пожалуй, – не удержавшись, хихикнула в ответ Лена. – Я, знаешь, тоже подумываю в милицию вернуться. Там работа живая, у меня, как никак, опыт, а несовершеннолетних правонарушителей, сама понимаешь, за последние годы меньше не стало.

– А что в мэрии? Надоело?

– Чиновники! – с невыразимым презрением выплюнула Ленка. – Понимаешь, они просто чертовски или, как ты говоришь, – инфернально взаимозаменяемы. На место одного можно посадить сотню других. Или заменить сотню – двумя, или даже одним компьютером. Никто ничего не заметит, и никогда не узнает, и не спохватится. И это при том, что если работяга ушел от станка, пахарь – с поля, продавщица из магазина, регулировщик с перекрестка, а хирург от операционного стола… Понимаешь меня? Чиновники же еще и размножаются не как все люди, а как гидры из сказок – почкованием. И все такие сразу получаются чистенькие, смазанные кремом, наодеколоненные. Представляешь, там все мужики делают маникюр! И ходят по лестницам, по коридорам, по кабинетам, в лифтах ездят – вверх-вниз, туда-сюда, направо-налево… Мне иногда там просто страшно, как в американском ужастике, Анджа!

– Ух ты! – сказала Анжелика. – Ты даешь, подруга! Прямо такой фильм можно сделать про чиновников, в стиле Чарли Чаплина. Только обязательно цветной. Может быть, нам еще и этим заняться? В дополнение к музыкальному ансамблю?

– А что, твой Вадим так и не нашел девочку? Никаких следов?

– Увы, пока никаких…

– Боюсь, что она уже так и не найдется. Жалко мальчика…

– Еще как и жалко!… Ну, ты уже кончила себя-то жалеть?

– Да я толком и не начинала.

– А Вася?

– Амаршану должны жилплощадь от милиции дать. Тогда я Васю к себе заберу. Амаршан согласен.

– Сомнительно все.

– Еще как. Но есть жизнь и не жизнь. Каждый выбирает.

– Ты тоже на что-то намекаешь?