Детектив Буш

Мисс Рейнберд положила трубку и неподвижно застыла у окна. В дальнем конце сада, у пруда специально нанятые рабочие свалили большой вяз, и воздух звенел от влаги механических пил, которыми они очищали ствол от сучьев. Тяжело, когда умирают деревья. Сколько она себя помнила, этот вяз рос тут всегда... десятки, сотни лет, еще задолго до ее рождения. И вот теперь его нет. Да, рано или поздно все приходит к концу.

То, что ей сейчас сообщила Ида Куксон, потрясло ее. До глубины души потрясло. Она отошла от окна, налила себе хересу и опустилась в кресло то самое, в котором всегда сидела во время сеансов мадам Бланш. Трудно поверить, что мадам Бланш мертва. Покончила с собой - так сказала Ида Куксон. Отравилась выхлопным газом в собственной машине. Непостижимо! Такая здоровая, энергичная, умная, способная женщина! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, сколько радости она получает от жизни. Она любила жизнь, любила то, в чем нашла свое признание. Просто невероятно. Ну что, скажите на милость, толкает людей на самоубийство? Пока она слушала Иду, у нее на миг шевельнулась мысль - уж не связана ли смерть этой женщины с тем, что она отказалась от ее услуг? Но, секунду подумав, она решительно отвергла эти сомнения. Мадам Бланш привыкла к неудачам. Она сама ей призналась - совсем недавно, в этой самой комнате...

А сон? Ну, не странно ли, что не далее как прошлой ночью мадам Бланш ей приснилась? Слава Богу, Гарриет больше ей не докучала во сне. Зато она видела мадам Бланш. Так живо, так явственно, как если бы та сейчас сидела в кресле напротив. Вплоть до мелочей - даже ее вечный искусственный жемчуг на шее. Странным образом, во сне ее отношения с мадам Бланш были гораздо теплее, сердечнее - будто они подруги юности и встретились после долгой разлуки. Отчего это сны иногда так врезаются в память? Проснешься - и еще долго помнишь все с поразительной ясностью. Мадам Бланш была в своей замшевой куртке - она помнила эту куртку, Сайтон всегда помогал мадам Бланш снимать ее. И мисс Рейнберд показывала гостье дом.

Они болтали и смеялись, как две старые школьные подружки. Поднялись по парадной лестнице в верхний вестибюль, долго смотрели в окно. Из окна был виден сад до самого пруда - и там, в отдалении, на берегу, стоял какой*то человек. Подросток или юноша. Разглядеть его как следует она не могла, поскольку неважно видела вдаль. Но волосы у него были определенно светлые. Это она даже не столько видела, сколько знала, потому что знала этого юношу, хотя не могла бы ответить, кто он и как его зовут. Просто знала, воспринимала его присутствие как должное - и любила его. Да, конечно, любила, подумала она, отчетливо припомнив, что он стоял на берегу пруда с удочкой. Сорок лет назад Шолто выпустил в пруд мальков форели, и с тех пор ловить рыбу никому не разрешалось. Форель - это была ее слабость: ленивую раздобревшую, ее подкармливали каждый день, и отдельные рыбины достигали в весе пяти-шести фунтов. А юноша во сне - она не сомневалась поймал форель. Мисс Рейнберд мысленно снова увидела его напряженную позу, то, как он отклонился, чтобы удержать в руках выгнувшееся дугой удилище, увидела внезапно потревоженную гладь воды - наверно, рыба билась на крючке... Если бы кто угодно другой осмелился посягнуть на ее пруд, она сочла бы это святотатством. Она была бы вне себя от возмущения и тотчас приказала бы Сайтону пойти и навести порядок. Но они с мадам Бланш только переглянулись и понимающе улыбнулись друг другу, будто эта картинка юноша с удочкой - несказанно радовали их обеих.

А потом они сделали несколько шагов - и поток света, струившийся из окна, сменился полумраком лестничной площадки. Она помнила весь сон последовательно от начала до конца, без перерывов. Это место - площадка между первым и вторым этажом - было связано у нее с тяжелыми воспоминаниями. Отсюда упал Шолто и нашел свою смерть... смерть, которая принесла ей освобождение, хотя она еще долго не решалась признаться даже самой себе, какое радостное облегчение она испытала, осознав, что он мертв и что она теперь свободна, она одна хозяйка в доме и больше ей не придется терпеть его несносный характер, выносить постоянные грубости и оскорбления!

Мадам Бланш, стоя наверху вместе с ней, улыбнулась и сказала, словно ей были ведомы все их семейные тайны и ее, мисс Рейнберд, собственные скрытые мысли: "Бедняга Шолто... несчастный человек. И не нужно корить себя, Грейс".

Грейс... Да, мадам Бланш назвала ее по имени. А она ей ответила просто поразительно, как ясно все запомнила: "Он пил, пил беспробудно... Я говорила ему, что это плохо кончится. Просила быть осторожнее. Но теперь, по прошествии стольких лет, можно уже не скрывать - его смерть я восприняла как избавление".