– Ты мне угрожаешь? – спросила Валерия и заговорила примирительным тоном: – Ну вот скажи, чего тебе обижаться? Твой сын ездит с няней в парк на «Феррари», а мой на «Тойоте». Не ты, а я должна обижаться.
– Зачем тебе сейчас платить за университет? Твоему сыну всего четыре года.
– А если с Егором за это время что-то случится?
– Типун тебе на язык! Не каркай!
– Не делай вид, что любишь его.
– Тебе не понять. Тебе нужны только деньги.
– Ты, кажется, опять напилась?
– А это не твое дело! – запальчиво ответила Марианна.
– Было бы не мое, если бы ты не звонила мне по ночам.
– Вот и не поспи так же, как я не сплю! Помучайся, как мучаюсь я!
– Завтра все расскажу Егору… Алкоголичка!
– Не тебе меня поучать! Рассказывали мне, как твоя мамаша укладывала тебя в постель к Тихвину! Отцу твоему не стыдно? Тебя, потаскуху, имеют, а в жены не берут.
– Меня имеет твой муж, и меня это устраивает.
– Ненавижу тебя!
– Взаимно, – ответила Валерия. – Давай закончим, старушка. Мне завтра рано вставать.
– Кому ты врешь, тунеядка? Дрыхнешь до часу дня, а дети – без матери.
– Они с нянями.
– За нянь платит мой муж.
– Он платит своим детям.
– Дети Егора, его наследники, живут в нашем доме. И вот что я скажу тебе, шлюшка, верни мне то, что украла.
– Не понимаю…
Марианна понизила голос:
– Знаю, что она у тебя.
– Ты ополоумела?
– Верни по-хорошему, воровка, иначе я заговорю и всем будет плохо.
– Я тоже многое могу рассказать. Послушай, старая гусыня… – Валерия чуть слышно хихикнула: – А ведь у нас очень скоро сравняется счет.
– Что?
– Трое у тебя, и у меня тоже – трое. Слабо родить хотя бы одного своего? Твои-то все суррогатные.
– Проклинаю тебя и весь твой гнилой род, с родителями-сводниками и ублюдками малолетними! Не думай, что тебя не покарает Господь… – На этих словах Марианны послышались короткие гудки отбоя.
Лионелла мягко отступила назад и поспешила в сторону лестницы.
Глава 13
Потеря
Четверо всадников миновали въезжую башню, городской воротный сторож стянул с себя шапку и бухнулся на колени, уткнувшись лицом в снег. Вот уже показались чешуйчатые кровли новгородских теремов с бахромой прозрачных сосулек, дома из бревен и боярские палаты красного камня. Рыхлый снег проваливался под конскими копытами, прохожие расступались, прижимаясь кто к воротам, кто к резному крыльцу.
Всадники въехали в теремный двор, спешились, к ним бросились дворовые, стали заводить коней под навес. Бронеслав стащил с Кудряша князя Олексу, ему на помощь бросились Степан с Вавилой.
По всему двору и в хлеву зароптали:
– Князя ранили, дружинников перебили…
– Да ну?
– Вона! Вона! Не видишь?!
– А ну брысь! – гаркнул Досифей. – Ишь! Не попурхивай!
Ратники понесли князя к терему. Старуха в алом сарафане из цареградского бархата сбежала с крыльца.
– Ох! – вскрикнула она и кинулась к князю. – Горе мне! Горе!
– Погоди голосить, княгинюшка, – сказал Досифей. – Зачем бога гневить? Сын твой жив, только в беспамятстве.
– Ранен? – Старуха припала к Олексе.
– Как не ранен… – Бронеслав подхватил князя половчее, чтобы взойти с ним на ступени. – Татары в лесу напали.
В сенях встретилась Устинья, жена князя Олексы. Увидев ее, княгиня запричитала:
– Горюшко у нас, Устя…
Устинья приказала:
– Несите князя на полати![13]
Мужские крепкие ноги затопали по деревянной лестнице наверх. По этой лестнице ходил только князь и его семейство. Теперь было не до церемоний.
Ввалившись в ложницу[14]
, князя уложили в постель. В тот же миг Олекса открыл глаза и спросил:– Где она?
– Устя! – Старая княгиня подтолкнула невестку. – Муж зовет!
Устинья подошла, но Олекса будто бы не увидел ее, повел глазами и остановил свой взгляд на окне с цветными заморскими стеклышками. Потом чуть слышно сказал:
– Уйдите все…
Княгиня прошептала Устинье:
– За лекарем пошли…
Та незаметно вышла. Бронеслав двинулся вперед и встал на колени:
– Позволь, княже, остаться при тебе.
– Останься, – кивнул Олекса. – Но остальных прогони.
Сгрудившись у двери, все быстро вышли.
– Дверь притвори. – Князь пожелал встать, но, охнув, опустился на место.
Бронеслав затворил дверь и вернулся к нему. Олекса спросил:
– Ты меня нашел?
– Еще – Досифей, Степан и Вавила.
– Наши все перебиты?
– На поляне в лесу полегли. Тебя, княже, по следам в снегу отыскали в глубине леса, в избушке.
– В избу заходил?
– Ты сам вышел навстречу. Меч поднял, да, видать, сил не осталось. Упал как подкошенный.
– Крови много потерял… Кого еще видел?
– Окромя тебя – никого. Со снега подхватили, на Кудряша, и – дай Боже ходу.
– Избенку ту запомнил?
– Сложена в лапу[15]
из необтесанных бревен.– Не о том я! – повысил голос Олекса. – Дорогу, если надо, найдешь?
– Кто ж его знает… – засомневался Бронеслав. – Стоит она в глубине леса, между болотами.
– Болота теперь мерзлые.
– А я разве что говорю? Ежели велишь – отыщу.
– Потом… – Князь устало прикрыл глаза.
В палаты вошла Устинья:
– Лекарь прибыл…
* * *
Варвара подняла голову и оглядела убогое нутро избушки. В очаге булькала похлебка, у окна на лавке дремал старик-травник.