Вы можете спросить: почему вы выступаете на съезде, почему вы не выступали раньше? Потому, товарищи, мы выступаем на съезде, что нам мешали и запрещали выступать до сих пор. (Голос с места: «И хорошо».) Тут у нас опять-таки различные мнения, — что хорошо и что плохо в большевистской партии. Я считаю, что очень плохо, что партию поставили в такое положение, когда правильное или неправильное наше мнение не могло быть высказано и обсуждено партией до съезда. У нас XIV съезд. Я был на одиннадцати из этих съездов, с нами солидарны товарищи, которые были на тринадцати из этих четырнадцати съездов. Я уверяю вас, что это первый съезд, на котором вопросы настолько серьезные, как существование в нашей партии течения пораженцев, течения ликвидаторов, течения аксельродовцев, встают перед партией только в самый момент съезда. Я уверяю вас, что никогда в партии не было такого положения, чтобы съезд должен был решать подобной важности вопросы прежде, чем вся партия была бы об этом осведомлена и обсудила бы эти вопросы. Нельзя отрицать правильности этого факта. (Голос с места: «Нечего обсуждать».) Вот, если товарищи думают, что факт существования пораженчества в партии, факт существования ликвидаторства в коммунистической партии, существования аксельродовщины в нашей среде не стоит даже обсуждать, что можно просто поверить, что такие течения есть, что это касается только тех, которые сидят в этом зале, а не делегатов тех окружных, районных, губернских и городских конференций, которые 3–4 недели назад обсуждали общее положение партии и готовились к съезду и ничего этого не знали и не слышали, — если товарищи придерживаются того мнения, что происходящее здесь не касается всей партии в целом, то позвольте вам сказать, что вы глубоко ошибаетесь: мы так партию никогда не вели. Съезд поставлен перед необходимостью обсуждать вопрос, выносить ответственнейшие решения по пунктам, о которых партия не знает и которые не докладывались на конференциях, о которых члены ЦК не имели поручения при разъездах на места доложить и осведомить партию. Тов. Микоян указывал, что мы вместе с ним проводили немаловажную северокавказскую конференцию. Я спрашиваю: вот я, как докладчик ЦК, едучи на эту конференцию, или Сокольников, едучи на казанскую конференцию, имели мы поручение от ЦК довести до сведения партии, что вот, товарищи, есть у нас пораженчество, ликвидаторство, аксельродовщина, что мы должны по этому поводу высказаться и обсудить? Имел ли я или тов. Микоян представление о том, что на съезде эти вопросы встанут? Я утверждаю, что ни я, ни Микоян не имели этого представления…
Я считаю это положение глубочайшей ненормальностью, и, сколько бы товарищи ни прерывали меня, всякий ответственный работник скажет, что положение, когда съезд не знает о подобного рода вопросах, когда съезд вынужден выносить решение по вопросам без предварительного их обсуждения на тех собраниях, которые выбирали делегатов съезда, — это глубочайше ненормальное положение. Мы должны были бы стремиться к тому, чтобы эти вопросы были освещены до партийного съезда, чтобы делегаты, приехавшие на съезд, знали эти вопросы раньше. Если мы находимся в таком положении, явно невыгодном для нас, то это есть результат действий не наших, а есть результат действий большинства, а не меньшинства, ибо для меньшинства нельзя создать более неблагоприятной обстановки, чем та, которая создана…
Товарищи, у нас в партии идейные споры решаются после борьбы, а не до борьбы. Так, по крайней мере, было всегда. И поэтому, сколько бы вы ни кричали — те товарищи, которые еще до обсуждения вопроса составили себе крепкое мнение, — я абсолютно уверен, что большинство партии и ее членов имеют право потребовать, чтобы серьезнейшие вопросы, поставленные здесь перед съездом, были предварительно доведены до их сведения и предварительно обсуждены в том порядке, к которому мы привыкли и который предусмотрен партийным уставом.
…Что делать? На эти вопросы я даю три ответа.
Первый касается организационных форм нашей внутрипартийной жизни. Тов. Бухарин сказал: мы купили дискуссию с тов. Троцким ценою, как он выразился, конвульсивного сжатия внутрипартийной жизни. Хотите ли вы купить разногласие с нами тоже путем конвульсивного сжатия внутрипартийной жизни? Вы должны будете разрешить этот вопрос в том смысле, что на фоне всеобщего оживления, повышения активности всех слоев населения необходима внутрипартийная демократия, необходимо ее дальнейшее развитие…
В противном случае на этом фоне вы неизбежно получите новое конвульсивное сжатие внутрипартийной жизни. Это будет явлением катастрофического порядка… Я призываю вас не выбирать этого пути… Это должно быть избегнуто. Это может быть избегнуто только тогда, если меньшинству, которое состоит не из пришлых для вас элементов, которое вы знаете до конца, если этому меньшинству будет дана возможность отстаивать свои взгляды в партии, конечно, со всею ответственностью, которая на нас возложена партией и диктатурой.