Детектив и политика. Вып. 1

Флиткрафт получил в наследство от отца семьдесят тысяч долларов и, успешно торгуя недвижимостью, стал обладателем капитала приблизительно в двести тысяч долларов. Его дела шли нормально, хотя обилие не доведенных до конца сделок творило, что перед исчезновением он ничего специально в порядок не приводил. К примеру, сделку, которая обещала ему немалую прибыль, предполагалось заключить назавтра после дня, когда он исчез. Судя по всему, в момент исчезновения при ном было не больше шестидесяти или семидесяти долларов. Вся его жизнь в последние месяцы была на виду, так что в тайных грехах или даже в близких отношениях с другой женщиной то не подозревали, хотя совсем исключить любую из этих возможностей было, конечно, нельзя.

— Он исчез, — сказал Спейд, — как исчезает кулак, когда разжимаешь пальцы.

В это время зазвонил телефон.

— Алло, — сказал Спейд. — Мистер Кэйро?.. Это Спейд. Вы можете сейчас приехать ко мне домой, на Пост-стрит?.. Да, думаю, что важно. — Он поглядел на девушку, сложил губы трубочкой и выпалил: — У меня сейчас мисс О'Шонесси, которая хочет встретиться с вами.

Бриджид О'Шонесси нахмурилась, заерзала на стуле, но промолчала.

Спейд положил телефонную трубку и сказал:

— Он скоро будет здесь. Так, значит, случилось это в тысяча девятьсот двадцать втором году. В тысяча девятьсот двадцать седьмом я работал в крупном детективном агентстве в Сиэтле. Приходит к нам миссис Флиткрафт и говорит, что в Спокане видели человека, похожего на ее мужа. Я поехал туда. Это действительно оказался Флиткрафт. Он уже два года жил в Спокане под именем Чарльза Пирса. Торговал автомобилями, что приносило ему от двадцати до двадцати пяти тысяч долларов в год, имел жену, сына-малыша, дом в пригороде Спокана и в теплое время после четырех часов дня любил играть в гольф.

У Спейда не было четких инструкций на тот случай, если он найдет Флиткрафта. И он пригласил его к себе в Давенпорт. Чувства вины Флиткрафт не испытывал. Он оставил свою первую семью хорошо обеспеченной, собственное же поведение казалось ему вполне оправданным. Его волновало только, сумеет ли он объяснить Спейду резоны своих поступков — ведь ему пока не приходилось развивать свои доводы вслух.

— Я-то его понял, — сказал Спейд Бриджид О'Шонесси, — но миссис Флиткрафт так никогда и не смогла понять. Она считала его поступок идиотским. Может, она и права. Скандала она не хотела, а после такого гнусного обмана — так она смотрела на это — он ей был больше не нужен. Поэтому они развелись по-тихому, и все остались довольны.

— А теперь послушайте, что с ним произошло, — продолжал Спейд. — В тот день по дороге на обед он проходил мимо стройки. Неподалеку от него на тротуар грохнулась балка, сорвавшаяся с восьмого или девятого этажа. Балка его не задела, правда, осколком выбитого асфальта ему оцарапало лицо. Просто кожу содрало, но шрам все-таки остался. Когда он рассказывал об этом, то любовно потирал его пальцем. Хотя он, по собственному признанию, до смерти испугался, главным все же было потрясение, а не испуг. Он испытывал такое чувство, будто кто-то сорвал покров с жизни и показал ему ее устройство.

Флиткрафт был достойным гражданином, хорошим мужем и заботливым отцом не по принуждению, а из внутренней потребности жить в согласии с окружающим миром. Его так воспитали. Такими были люди вокруг него. Та жизнь, которую он знал, была ясной, упорядоченной, здравой и ответственной. Падение балки показало ему, что на самом деле жизнь совсем не такова. Его, достойного гражданина, мужа, отца, могло смахнуть с лица земли между конторой и рестораном случайно сорвавшейся балкой. Он вдруг осознал, что люди умирают по чистой случайности, а живут лишь до тех пор, пока их щадит слепой рок.

И потрясла его больше всего даже не несправедливость: с ней в конце концов, оправившись от первого шока, он смирился. Самое сильное потрясение он испытал, открыв для себя, что, упорядочивая свои дела, он отдалялся от жизни, а не приближался к ней. Он сказал, что, не успев пройти и двадцати футов от того места, где упала балка, понял, что не обретет душевного покоя, пока не приспособит себя к новому пониманию жизни. К концу обеда он уже знал, как ему приспособиться. Жизнь его может прервать случайно сорвавшаяся балка: нет уж, он сам ее изменит не менее случайным образом, просто исчезнув. По его словам, он любил свою семью, как все любят, НО, во-первых, он оставлял ее обеспеченной, а во-вторых, он любил домочадцев не настолько, чтобы разлука с ними была для него мучительной.