Детектив и политика, выпуск №1(5) 1990

… Седая щеточка усов шевелится почти бесшумно. Здесь, в берлинском отеле, подслушивать некому, но Чичибабин говорит еле слышно. Сведения из очень надежного источника. Список на аресты уже составлен, очередность такая: Шпитальский, потом Камзолкин, Кравец, Фокин и вы, Владимир Николаевич. Я там трже не забыт. Полно, Алексей Евгеньевич, сами же и распускают слухи, чтобы мы больше старались. А я вас уверяю, это не слухи, следите за очередью.

…Николай Орлов является в лабораторию после двухнедельного отсутствия. К нему кидаются — где пропадал, твои домашние с ума сходят. Орлов улыбается: "Как обычно, по святым местам ходил, привез всем вам игуменье благословение". Глаза у него, однако, бегают испуганно. Не проходит и получаса, как Орлов учиняет над своим многотерпеливым служителем Иваном такой солдафонский розыгрыш, что устыдились бы и в артиллерийской казарме. Зачем он это делает? Внимание отвлекает?

…Весна29-го года. Ипатьев только что вернулся в Ленинград с заседания в Совнаркоме, где делили между отраслями энергию будущего Днепрогэса. Прибегает Петров и шепчет: "Арестован профессор Шпитальский". За что? Евгений Иванович, крупнейший знаток химии отравляющих веществ, славится честностью, щепетильностью. Младшему ипатьевскому сыну, к примеру, на экзамене в университете тройку влепил — невзирая на дружбу домами, на то, что Володю младенцем помнит… Ипатьев снова кидается на вокзал, в Москве бежит в Главхим, потом в Госплан. Отводят глаза, отделываются повседневным "там разберутся". И только Кржижановский признается: Шпитальского обвиняют в том, что три года назад на собрании актива в Большом театре хотел всех разом отравить, сам же показывал пузырек со страшным ядом, которого на всех хватит. Помилуйте, то же был пузырек с водой. Евгений Иванович его лишь для наглядности во время доклада предъявил, какие, мол, ужасные отравы бывают. Георгий Максимилианович, сам хорошо знакомый с каторгой, политесно отмалчивается. Так что же, и меня могут арестовать? О, вы, Владимир Николаевич, другое дело. Вы — как жена Цезаря — выше подозрений.

…Снова Орлов. Долговязая фигура с патетически вознесенными к небу руками. Услаждает лабораторию стихами Северянина. Перед ним на столике потешная медная пушечка, заряжаемая настоящим порохом, а поверх — сосновой шишкой. Дачная игрушка, за которую, однако, тоже можно угодить куда следует. Неужели он не понимает? Или не хочет понимать? А при чем тут грузинский акцент?