Никто даже не пошевелился, когда Зуев, сгибаясь под тяжестью Шувалова, покинул дом. Лишь хозяйка квартиры, будто мучаясь желанием проснуться, тяжело застонала, и точно так же застонал Зуев, проходя мимо. Словно страдал он от того же самого, от невозможности пробудиться в собственной постели, вспомнить и тут же забыть пережитые во сне кошмары.
К "Золотому рожку" Зуев подъехал в самый разгар питейной и танцевальной вакханалии. Уже порядком выпивший швейцар остановил было странного посетителя с большим свертком на плече, но трехрублевая купюра, словно магический пароль "сим-сим", распахнула перед ним двери, и он вошел в ресторан, как входят только бежавшие из плена или неудачливые путешественники после месяца блужданий по лесам и болотам.
Тяжело переставляя ноги, Зуев ввалился в зал ресторана, пропустил двух сцепившихся посетителей и, отыскав взглядом свободный столик, направился к нему. Глаза защипало от табачного дыма, уши заложило, как на большой глубине. Ресторан бился в сумасшедшей какофонической истерике. Невозможно было отличить "до" от "фа", молчащих от орущих, плясунов от выясняющих отношения. Казалось, что вся посетительская масса превратилась в какое-то страшно агрессивное вещество. Один орал, вдохновленный криком другого, и обязательно находился желающий крикнуть еще громче, а затем еще и завизжать, и разодрать до пупа рубаху, и затопать ногами, согнувшись пополам, потому что так выходило совсем громко, как хотелось. Это был настоящий праздник верхней половины туловища, тогда как нижняя ее часть дожидалась ночи.
С трудом усадив Шувалова в полукресло, Зуев освободил ему лицо от покрывала и после этого сел напротив. Видимо, от постоянного перетаскивания глаза Шувалова приоткрылись, и стали видны пожелтевшие за два дня белки. Подошедший официант начал громко выговаривать Шувалову за то, что он пришел в ресторан в таком виде, но Зуев перебил его:
— Не шуми, — сказал он, — сочтемся. Принеси бутылку водки и чего-нибудь горяченького. — При этом Зуев положил на стол четвертной билет и добавил: — И мы в расчете.
Разговор о галстуках и смокингах как-то сразу потерял для официанта свою актуальность. Он поинтересовался, что принести, шашлык или люля, забрал деньги и черкнул какую-то каракулю в блокноте.
Музыка и визги на какое-то время прекратились. Утомленные лабухи повалились на стулья и принялись вытирать бледные лица скомканными ресторанными салфетками. Певица, соскочив с низенькой эстрады, заняла место за ближайшим столиком, рядом с толстым, самодовольным гражданином с золотой челюстью, а посетители разбрелись по своим местам. За столиками снова закипела работа. Одни столики интенсивно дружили между собой, другие переругивались. Два низкорослых геркулеса никак не могли поделить между собой рубенсовскую девушку, сильно попорченную водкой и косметикой. Они, как жуки-носороги, упирались друг в друга толстыми, как поленья, руками и оба упрямо повторяли: "Ну ты чё?", "А ты чё?".
К Зуеву подошел официант. Он ловко расставил на столе закуску, в середочку поставил водку и пообещал, что горячее будет через десять минут. После этого он кивнул в сторону Шувалова и спросил:
— Что это он у тебя на жмурика похож?
— Какая тебе разница? — раздраженно ответил Зуев. — Мало тебе, на еще червонец. — Зуев достал из кармана деньги, бросил на стол десятку и добавил: — Устал человек. Как он устал, тебе с твоим подносом за всю жизнь не устать.
— Смотри только, чтобы он по залу не шлялся. Людей распугает, — миролюбиво ответил официант, убирая деньги в карман.
Зуев разлил водку по фужерам, кивнул Шувалову и, запрокинув голову назад, выпил. В это время отдохнувшие музыканты без всякой настройки и подготовки ударили по струнам, и тут же на танцевальную площадку посыпались посетители. Несмотря на музыкальный грохот, топот и визг, Зуев почувствовал, что засыпает. От этого легкомыслия его удерживало только обещание, данное Шувалову: в последний раз повеселить его на всю катушку — с водкой и девушками. Обещание это не давало ему покоя. Он уже несколько раз порывался встать и пригласить кого-нибудь из женского пола к ним за столик, но мешала страшная усталость. И все же Зуев сдержал свое обещание, хотя и не прилагал к этому никаких усилий. Неожиданно кто-то хлопнул его по плечу, и вслед за этим одна из безымянных шуваловских знакомых уселась на свободный стул.
— Здорово, мужики, — нетрезво защебетала она. — Где это так Витю разукрасили? Он что, спит, что ли?.
— Да, — торжественно ответил Зуев. — Ты оч-чень кстати появилась.
— А я всегда появляюсь кстати, — жеманно ответила девушка. — У меня такой талант. Правда, Витя? она повернулась к Шувалову и испуганно отшатнулась. — Слушай, он на мертвеца похож.
— Ерунда, — сказал Зуев и налил девушке водки. — Пей, пока жива. Там водки не будет. И этого тоже не будет, — Зуев кивнул в сторону танцующих. — А Витя просто устал. Мы с ним несколько дней керосинили в городе Бердянске. Слышала о таком?
— Ага, — кивнула девушка и пригубила водку.
— А чего ты мусолишь? Пей. — Зуев чокнулся фужером с ее рюмкой, и она выпила.