Детектив и политика, выпуск №1(5) 1990

— Три кольца с одним ключом на каждом. Ключи идентичны. Зажигалка. Пустая бутылка из-под "Экстры". Бутылка коньяка '"Мартель", наполовину полная. Коньки марки "Спартак", большие, явно мужские. Осколки банки от французского клубничного конфитюра. Не импортируемого. Кто-то привез из-за границы.

— А сыр, колбаса?

— Вы смеетесь? Тут успели похозяйничать рыбы. Сумка же пролежала на дне три месяца. Есть следы животного жира, позволяющие заключить, что в ней были пищевые продукты. И еще — следы человеческой кожи.

— А отпечатки пальцев?

— Неужто вы серьезно? Пистолет еще предстоит исследовать. Пока же могу сказать только, что, по мнению экспертов, это "манлихер" того же калибра, что и пули, обнаруженные в трупах и на поляне.

Аркадия приглашает к себе Наташа Микоян, жалуется, что Миша намерен довести ее до самоубийства, подтверждает, что в суде будет давать показания в пользу Зои. Аркадий обнаруживает у нее пенталгин — "наркотик домохозяек". В дверях лифта он сталкивается с Мишей, который выглядит донельзя смущенным, объясняет в ответ на совет Аркадия показать Наташу врачу, что "с ней это уже бывало. Ты лучше своими делами займись". Вновь изучая визы Осборна, Аркадий догадывается, почему "бизнесмен столь высокого полета" 2 января приехал в Ленинград на поезде: зимой ленинградский порт "блокирован льдом", а в аэропорту "манлихер" легко могли обнаружить при досмотре. Аркадий отправляется в кафе на встречу с Лебедем и в уборной сталкивается с Кервиллом, заметно пьяным. За столиком Аркадий, чтобы избежать упоминаний об Осборне, рассказывает ему про восстановление лица убитой девушки.

— Чудно! — заметил Кервилл, когда Аркадий кончил. — Забавно. Словно наблюдаешь за ведением следствия в Древнем Риме. А дальше что? Гадание по птичьим потрохам или метание костей. А Джимми тоже реставрацией занимался, только не физиономий, а икон. В ваших заметках что-то говорится о церковном ларе.

— Только его предстояло купить или украсть. Но не реставрировать.

Кервилл поднес к его носу цветную открытку — фотографию золоченого ларя с иконными клеймами по стенкам, изображавшими битву белых ангелов с черными.

— Старинная вещь, а?

— Лет четыреста — пятьсот, — прикинул Аркадий.

— В двадцатом году сдельно. Правда, только сам ларь. А клейма подлинные. В Нью-Йорке за такой тысяч сто дадут. Вот клейма все время вывозят — вделают в дешевенький ларь и подмалюют, чтобы дешевкой выглядели. Я весь день таскался со своей гениальной идеей по всяким посольствам: узнавал, не вывозил ли кто-нибудь за последние шесть месяцев иконы, или ларь, или аналой с иконами. Только все зря. Ну вот я и зашел утолить жажду в этом заведении, которое вы столь удачно избрали для нашей встречи. Поздно сообразил, что для реставрации нужно золото, а его в этой стране ни украсть, ни купить.

— Костя Бородин мог украсть золото в Сибири, — сказал Аркадий. — Только ведь новый ларь со старыми клеймами сразу в глаза бросится.

— А его старят. Наведите справки во всех магазинах, где торгуют принадлежностями для художников, кто покупает гипс, мел, столярный клей, марлю, самые тонкие наждаки, замшу для протирки, вату, спирт…

— У вас, видно, есть кое-какой опыт, — заметил Аркадий, записывая.

— Это в Нью-Йорке любой полицейский знает. Удивительно, как это вы не обнаружили на одежде Джимми собольих волосков.

— Собольих? Откуда?

— Позолоту накладывают кисточками из шерсти рыжего соболя… А это еще кто такие?

К ним подошли Лебедь и старик цыган.

— То, что вы перечислили, покупают не в магазинах, а из-под полы на рынке или на квартире.

— Он говорит, что вроде бы у одного сибиряка есть золотой песок, — сказал Лебедь, кивая на цыгана.

— И собольи шкурки, — добавил цыган хриплым голосом. — Пятьсот штука. Вот судья моего сына в лагерь отправил, а у него десять детей мал мала меньше.

— Четыре, — поправил Аркадий.

— Восемь. Мое последнее слово.