Детектив-клуб "Презумпция виновности"

— Чего-то я не пойму… Ты что, тоже упился вчера до потери пульса? Вроде не твой это стиль… Или сбылось мое пророчество, и у тебя наконец снесло крышу?

— Майкл!

— Боже! Прошу же: не ори. Объясняю: вчера я прилетел в благословенное Соединенное Королевство и позвонил тебе на мобильник. Ты, против обыкновения, не стал бурчать, что страшно занят, а, напротив, обрадовался мне, как родному. Сказал, что влачишь жалкое существование вдали от очага культуры и цивилизации, другими словами, от нашей общей альмы муттер, натаскивая щенка лорда Теодора Расселла на английскую историю и литературу. Со слезой в голосе просил меня приехать в имение лорда и скрасить твои унылые серые будни. Я, понятно, расчувствовался и пообещал немедленно выехать. Ну что, вернулась память?

— Нет, Майк, — медленно, как сомнамбула, произнес Дэвид. — Не вернулась. Ответь мне еще на один вопрос. Только, ради Христа, ответь честно. И не шути. Может быть, от этого зависит моя жизнь.

— Страсти какие! Ты меня просто пугаешь, малыш. Хочешь, я приеду? Найму шофера и приеду.

— Не знаю. Сначала ответь мне: ты помнишь все, о чем только что рассказал? Наш телефонный разговор, девушку в баре, вашу ночь любви? Я имею в виду: ты помнишь это сам или с чьих-то слов? Пожалуйста, это очень важно.

— Ну… если говорить абсолютно честно, небольшие провальцы в памяти имеют место быть. Все-таки я здорово вчера набрался. В частности, ночь любви, как ты лихо выразился, помню урывками. И, наверное, с трудом вспомнил бы, как выглядит девушка, если бы она ушла до того, как я проснулся. Но, поскольку она покинула мой люкс только полчаса назад, проблем с опознанием не будет. А наш с тобой разговор — да, помню. Без всяких купюр.

Дэвид подумал, что жизнь кончена.

— Я перезвоню тебе позже, ладно?

Истина, очевидная и безжалостная, наконец предстала перед Дэвидом во всей своей неприглядной наготе: он сошел с ума. Можно подозревать во лжи кого угодно: Расселла, Ариану, Бегга, Дейзи, мессира, все население южной Англии вплоть до ее величества — но только не Майкла Кренстона.

Старина Майк был единственным близким другом Дэвида. Они дополняли друг друга, как инь и янь — жизнерадостный, компанейский, увлекающийся Майкл и сдержанный, застенчивый, серьезный Дэвид. Один прагматик, другой романтик. Один — ценитель плотских наслаждений, другой — почти аскет. При всем при том структура мышления у них была похожа, они хорошо понимали друг друга. Хотя, конечно, бывало всякое. Поначалу Майк никак не мог уразуметь, что Дэвид всерьез любому другому обществу предпочитает общество книг. У жизнелюбивого американца не укладывалось в голове, как можно просто сидеть и размышлять, когда есть возможность посмотреть по телеку спортивный матч, пригласить девушку на танцы или посидеть за кружкой эля в доброй компании. Он теребил Дэвида, навязывал ему ненужные знакомства, пытался завербовать его в разные студенческие сообщества, увлечь греблей, театром, саксофоном, тайской кухней, тэквандо, экстремальным туризмом. Но быстро понял, что это бесполезно, и принял правила игры: наслаждаться обществом друга, не пытаясь его переделать. С тех пор в их отношениях установилась полная гармония. Единственное, что немного задевало Дэвида, — это отношение друга к мессиру. С тех пор как он выбрал Салливана своим научным руководителем и увлекся историей оккультизма, Майк не переставал его подначивать, отпускать ехидные замечания и жестоко пародировать профессора. Обычно грубоватые шутки приятеля не раздражали и даже забавляли Дэвида, но в случае с мессиром Кренстон явно перегибал палку. Да, Майкл умел быть резким, грубым и хамоватым, точно какой-нибудь неотесанный ковбой с захолустного ранчо. Как странно, что он оказался герцогом…

«Впрочем, нет, герцогом он оказался в моем больном воображении, мысленно напомнил себе Дэвид. — Как выяснилось, Майк не приезжал сюда, а значит, мы с Расселлом не обсуждали его биографию — просто не было повода».

Он сидел, откинувшись на спинку скамьи, смотрел перед собой бессмысленным взглядом и думал, что надо бы пойти в дом, объявить лорду о своем скором отъезде и собрать вещи, но не мог заставить себя подняться. Когда в кармане заурчал мобильный, он даже не шелохнулся. Но звонивший был настойчив — телефон не унимался. В конце концов Дэвид неохотно ответил:

— Да?

— Дэви, это ты? — В голосе Майкла звучала настоящая тревога. — Что с тобой стряслось? Что за могильный голос? Ты заболел? Кто-нибудь умер?

— Да. Я.

— Иди ты в задницу со своими идиотскими шутками! Сейчас приеду и накостыляю тебе по шее, чтобы не пугал ни в чем не повинных людей! Говори сейчас же: какого черта с тобой приключилось?

— Меня посещают странные фантазии. Например, что ты — герцог.

— Не вижу повода для трагедии. Я действительно герцог.

— Что?! Правда? Майк, ты не врешь?!

— Нет, ты сегодня невозможен, старик. То орешь как резаный, то шелестишь как умирающий лебедь, а потом снова орешь. Зачем мне врать? Я тебе не английский сноб, чтобы придавать таким мелочам какое-то значение.