Детектив — литература плюс игра…

Еще одно произведение — Льва Костюкова «Двойник, или одиночество в смутное время» о мафиози, желающем скрыться за кордоном, который подбирает похожего на себя научного сотрудника, выдает его за себя, чтобы в случае устранения остаться живым и за границей. Но мне, как издателю, пришлось выкинуть многочисленные описания сексуальных похождений преступника и его подруги, поскольку там это секс ради самого секса, на идею, сюжет это совершенно не влияет… Вообще, по законам классического детектива в нем не должно быть собственно любовной интриги, как и параллельной исторической линии, чем грешат братья Вайнеры, это просто-напросто отвлекает читателя.

Нашему читателю русский детектив ближе, поскольку он описывает не какие-то полумифические трущобы Вашингтона, пляжи Майами, а нашу реальность. Вот в романе Веденеева «Рэкет по-московски» читатель встречает такие детали, с которыми он имеет дело каждый день… Кстати, чтобы постоянно читать русский детектив, нужно подписаться на нашу серию «Русский сыщик» и библиотеку «Русские приключения», что сделать весьма просто: послать простым переводом с указанием обратного адреса — за Библиотеку 1600 рублей, за «Русский сыщик» — 1500 рублей по адресу: 143000, Московская обл., Одинцово-10, а/я 31. Товариществу Станислава Гагарина или перечислить на р/с 340908 Западного отделения ЦБ России, адрес отделения: Москва, К—160. И многотомные «Русский сыщик» и Библиотека «Русские приключения» будут у вас.

А. Г.: — И все-таки как велика в русском детективе доля советского? И стоит ли нам изживать эту советскость в детективе? Или культивировать?

С. Г.: — Ни в коем случае! Дело в том, что в нашей литературе всегда было туго с положительным героем, и этот порок идет еще с XIX века. Классическая русская литература, которую Томас Манн называл святой литературой, прямо скажем, перенаселена монстрами, ублюдками, лишними людьми, блаженными, вспомним Головлева, Карамазовых, Рогожина…

А. Г.: — В лучшем случае, Свидригайлова…

С. Г.: — Если и появляется герой, то это только Платон Каратаев, или отчасти Пьер Безухов.

А. Г.: — Так не компенсирует ли наш читатель отсутствие сильного героя в русской литературе западным детективом, где выбор сильных личностей богат — от интеллектуалов Шерлока Холмса, Эллери Квина, Эркюля Пуаро до зубодробильного Майка Хаммера?

С. Г.: — Совершенно верно! Но здесь сыграл свою роль наш коллективистский менталитет, в котором сильная личность должна быть на втором плане, после коллектива, а не наоборот. Поэтому наш сыщик-коллективист, опирающийся на силу системы участковых, невидимок-агентов, про которых, кстати, раньше и писать было нельзя, значительно проигрывал в привлекательности образу индивидуалиста-преступника с неизбежным отрицательным шармом. Я как-то уже писал о том, что один западный политолог исследовал нашу литературу и сделал вывод, что у нас нет сильных личностей, а значит, и бояться нас не следует. И в этом мне видится большая вина наших писателей, хотя, конечно, и не столько их — не создавших сильные образы, скажем, завоевателей Сибири, один Ермак Тимофеевич стоит всех Следопытов, ковбоев, скваттеров вместе взятых! Сколько можно создать мифологии вокруг этого имени, его товарищей. А наши прославленные землепроходцы — Дежнев, Атласов? Одно только покорение рек Сибири, гор, тайги, священного Байкала — целая эпопея могучего народа, породнившегося с коренным населением. Когда я только начинал издательскую деятельность, то объявил конкурс на определение нашего русского вестерна, точнее «истерна». Пока еще никто не ответил.

А. Г.: — Может быть, отсутствие понятия, положительного сильного героя, жанра говорит о том, что не было самой потребности? Американским вестерном руководила потребность закрепить индивидуалистические стремления человека. У нас культивировался «коллективный подвиг народа», но, пусть это банально, однако народ состоит из личностей, точнее, должен состоять, хотя наша философия доказывала нечто иное…

С. Г.: — Я за то, чтобы появились полноценные, сильные лидеры внутри нашей общины, ведь общиной кто-то должен руководить… Один пример: замечательную дорогу из Екатеринбурга, где мы сейчас находимся, беседуем о судьбе русского, советского детектива, один из пунктов железной дороги, построил известный писатель Гарин-Михайловский с артелями, которых у него было множество. И строили на подряде, на хозрасчете, с тачкой и лопатой, и создали дорогу от Екатеринбурга до Владивостока, а это шесть тысяч верст, и строили шесть лет. А мы десять лет строили БАМ… И так и не построили. А русские мужики еще сорок с лишним тоннелей на Байкале соорудили. Но кто помнит фамилии старост этих артелей?