Виджая сидела в каюте с очень грустным выражением лица:
— Ты правда шпион?
— Конечно нет, Виджи. Мне кажется, что меня кто-то подставляет. Тот, кто захватил управление. Теперь я думаю, что нас сопровождают пираты. Наверняка они летят следом и контролируют наш полёт. Мне самому интересно, в какую сторону проложит курс автопилот после манёвра через Юпитер.
— Значит и меня тоже подставили?
— Нет, Виджи, ты тут ни при чём. Мы разбудим инженера, и он поднимет логи, где будут видны все операции на корабле — данные о твоём состоянии в криокамере и время открытия ящика с препаратами, когда я тебя спасал. Твоя попытка самоубийства — это алиби от всего. А вот у меня проблемы.
— Какие, Марик?
— Я пытался взломать управление, чтобы включить гравитацию.
— Логи покажут, что ты вводил какие-то коды?
Я опустил голову, потому что не было сил соображать — моё состояние снова стало ухудшаться. Виджая подошла ко мне и села рядом:
— Тогда мы не станем будить инженера.
— Но я должен закончить расследование, чтобы Чен перевёл меня на службу к китайцам. Тогда полковник перестанет подозревать меня в шпионаже.
— А ты сможешь раскрыть преступление без помощи инженера?
— Это зависит от того, смогу ли я осмотреть место преступления. А я не попаду в закрытый отсек, пока полковник меня подозревает в шпионаже. Это замкнутый круг.
— Пусть он сфотографирует этот чёртов щиток.
— Нет, Виджи, этого недостаточно. Мне нужно провести следственный эксперимент: мог бы механик так покалечиться самостоятельно.
— Но полковнику выгодно, чтобы это был несчастный случай!
— Да, но, чтобы отвести меня к щитку, нужно пройти через грузовой отсек с секретным оборудованием. А я по его мнению шпион. Говорю же — замкнутый круг.
Виджая потрогала мой лоб:
— Ты весь горишь, Марик!
— Мне кажется, что Радутин действует не так, как Симпатин.
— У них одно действующее вещество, просто в Радутине его меньше.
— А если колоть больше, то он быстро кончится?
— Осталось всего два пакета на четыре дозы. А если колоть больше, то две дозы. Понимаешь, Радутин не нужен на грузовом корабле, он нужен людям, которые долго живут в космосе. Повезло, что он вообще тут есть.
— Получается, я не дотяну до манёвра?
— Мы тебя заморозим.
— Значит, пока есть Радутин, можно продолжать принимать Флудип, чтобы не было синдрома отмены. Два дня, чтобы успеть закончить расследование, иначе я проснусь через полтора года на Оорте в статусе уволенного.
— Нужно заранее освободить для тебя камеру.
— Да, пора предать тело Бориса космосу.
— Поставим укол в комнате для уединения, чтобы у полковника не было вопросов.
Я лёг на койку, и Виджая ввела двойную дозу Флудипа. По венам побежал горячий ручеёк, и я наконец-то расслабился. Виджая спрятала шприц в карман:
— Что написала Кларисса?
Я принял положение сидя, свесив ноги с койки.
— Говорит, что с ней всё хорошо. На время пожара их разместили в полицейском участке. Там такая глушь — населённых пунктов поблизости нет. Но я подозреваю, что с ней не всё в порядке. Не знаю почему. Я это чувствую. Она не пишет мне напрямую. С ней что-то не то. Думаю, после прощального письма она снова попала в больницу. У неё слабое сердце. Поэтому она передаёт сообщения через кого-то. Я уверен, что она просит доктора, чтобы он отправлял сообщения от имени полиции, чтобы я не волновался.
Из носа полились сопли — сильно заболела носоглотка, как это бывает перед тем, как заплакать. Сквозь ком в горле я продолжил:
— Она просила, чтобы я закончил службу.
— Ты сильно по ней скучаешь?
— Да.
— Какого роста Кларисса?
— Чуть выше тебя, а тебе зачем это знать?
Она подошла ко мне вплотную, встав между моих свисающих с койки ног:
— Закрой глаза. Я встану на цыпочки, а ты обними меня. Представь, что обнимаешь её.
Я не стал противиться и обнял Виджаю. Руками я водил по её спине, представляя Клариссу. Трогал её лопатки, водил ладонями по талии, сжимал грудную клетку, опускал руки ниже и обводил ими её ягодицы.
— Она делала так? — произнесла Виджая на ушко, щекоча своим холодным носиком мою шею.
— Да, — ответил я шёпотом.
— А так? — она начала пальцами ерошить мою причёску.
— Продолжай…
Она неожиданно поцеловала меня в губы, и я открыл глаза:
— Так нельзя, Виджи.
— Не произноси это имя — сейчас ты с Клариссой.
Я снова закрыл глаза. Она продолжала целовать моё лицо — и губы, и нос, и брови и щёки:
— Назови меня Клариссой. Ну же!
Её шея пахла чужим ароматом. Но я продолжал вспоминать Клариссу, исследуя тело Виджаи.
— Марик, я твоя Кларисса. Назови меня по имени, — она расстегнула комбинезон, задрала находящийся под ним эластичный топ и обнажила груди.
Я прикасался к ним своим лицом, погружаясь в бессознательное состояние всё глубже и глубже:
— Кларисса, я люблю тебя…
— Я тоже тебя люблю, Марик. Я так тебя люблю…
Она взяла мою руку и запустила её в разрез комбинезона, приложив к своему животу. Одной рукой она прижимала мою голову к груди, а другой толкала мою ладонь всё ниже и ниже, приговаривая:
— Я хочу испытать то, что ощущает человек, которого любят.