Детектив Мэд Мёрдок

Увы, я не справилась с этой ролью. Жаклин открыла для меня новую жизнь, и мне хотелось вдыхать её полной грудью, но Берти не разделял моего восторга. Однажды он провожал меня к колледжу, и я услышала невероятной красоты музыку. Там, на окраине центра, где заканчивались освещённые кварталы, стоял небольшой кабачок, где собирались матросы, портовые работяги и девушки, не обременённые целомудрием. Там была особая атмосфера раскованности и веселья и играл самый настоящий джаз. Не тот рафинированный и причесанный, который слушала Жаклин и люди её круга, а настоящий, живой, в котором отражалась вся жизнь, боль и чувственность негритянского народа. Тогда я услышала его впервые. Мне хотелось танцевать, но Берти встал в стороне. Ему не нравилось это место, и мне было сложно понять, что он чувствовал. Мёрдоки никогда не были богатыми аристократами, и отец никогда не чуждался простых работяг. Он наравне общался со всеми, хотя и недолюбливал янки за их чрезмерную деловитость, прямолинейность и отсутствие манер.

Вскоре нас оттеснили к самой стенке, и мне приходилось вытягивать шею, чтобы смотреть на танцующие парочки. Они двигались так непринуждённо и легко и так мягко скользили по полу, что казалось, будто он вовсе не был сколочен из грубо отёсанных досок, с которых уже давно сошла краска.

Притопывая каблучками в такт и кусая от досады губы, я даже не заметила, что разглядываю в упор компанию матросов, подпиравших стену напротив. Один из них, высокий и черноволосый, поймав мой взгляд, вдруг усмехнулся и, переложив спичку из правого уголка губ в левый, направился прямо ко мне. Я не могла поверить в это ровно до того момента, как он протянул ко мне руку, заставив стоявших впереди чуть-чуть расступиться.

– Ты с ним? – спросил парень.

Я коротко глянула на Берти. Он стоял чуть сзади, сложив руки на груди, и всем своим видом показывал глубочайшее недовольство. Его ноздри раздувались, а на лбу пульсировала вена. «Скажи хоть что-нибудь!» – хотелось закричать мне, но он молчал, и тогда я сказала: «Нет» – и положила свою ладонь в руку незнакомца.

Мы вышли в центр зала. Прежде я не танцевала под джаз с мужчиной. Я смотрела на остальных, стараясь копировать движения, но он развернул мою голову и заставил смотреть на себя, прямо в его пронзительные карие глаза. Выплюнув спичку, он положил руки мне на талию и легонько качнул вправо и влево, а потом закружил так, что я едва не упала, но он удержал и уверенно повёл. Танцпол был переполнен, и другие парочки то и дело налетали на нас, заставляя меня прижиматься к нему или наступать на ноги, но на мои бесчисленные «прости» и «извини» он лишь смеялся и крепче сжимал ладонь.

Когда оркестр ушёл на перерыв, мы пробрались сквозь разгорячённую толпу, пропахшую табаком и потом, на улицу. Пытаясь отдышаться, я не могла оторвать взгляда от моего спутника. В его тёмных, почти чёрных волосах блестели капли влаги. Вытащив из кармана новую спичку, он засунул её в рот и сказал, кивнув поверх моего плеча:

– Ты с ним.

Я обернулась. В нескольких шагах от нас стоял Берти, засунув в карманы руки и играя желваками.

– Да, я пришла сюда с ним, но мы не вместе. Он просто болван, который ревнует…

– Ревнует? – усмехнулся мужчина. – Будет драться за тебя?

– Будет.

В тот момент я была уверена, что Берти кинется в бой, защищая мою честь, хотя до конца не понимала, что именно собирается сделать мой спутник. Он завёл меня за здание, в тёмный проулок, заваленный всяким хламом, и, приставив к стене, опёрся о неё одной рукой, а второй дотронулся до моего платья чуть ниже талии. Дождавшись, когда Берти появится в поле зрения, он наклонился и поцеловал. Технически это даже поцелуем назвать было нельзя, ведь его губы едва ли касались моих, но мне вдруг показалось, что земля под ногами пошатнулась, и если бы не стена за моей спиной, я непременно провалилась бы в бездонную тьму его насмешливых глаз. Окрик Берти донёсся до меня, словно легкий порыв ветра, преодолевший тысячу миль. Лишь потому, что мой спутник говорил что-то ему в ответ, потрясая сложенными в незнакомый мне, но почему-то кажущийся ужасно неприличным, жест пальцами, я тоже повернула голову и посмотрела на Берти. Он выговаривал что-то, брызгая слюнями. Обе его руки покоились в карманах, но плечи подергивались так, будто он собирался пуститься в пляс или в драку. Я не понимала, о чём они говорят, и до меня не сразу дошло почему – они говорили по-итальянски, и мой спутник, очевидно, выигрывал в этой словесной битве, потому что вскоре Берти сплюнул, пнул носком ботинка оказавшийся рядом камень и, бросив отчётливое и громкое «шлюха», ушёл. Теперь у меня горели не только щёки, но и уши. Спутник только усмехнулся и, вернув в рот зубочистку, протянул мне свой локоть.

– Провожу, – не предложил, а констатировал он.