— Изя, — ответил Базыка, — там на кухне Андросов с Аграфеной почивают, а начальству мешать изя…
— Что же мы теперь будем здесь лежать до…
— Разумеется, — ответил Базыка, — курить хочется, аж уши опухают…
— Слушай, — спросил его Краевский, — а где у тебя дяди, о которых ты вчера говорил?
— Там же, где и дед, — помрачнел Базыка.
Краевскому стало неловко, и он, чтобы как-то замять столь бестактный вопрос, задал другой:
— А что это за шинель, на которой ты спал?
— Это шинель Бороды, — ответил Базыка, — она Груше в наследство досталась.
Так они говорили довольно долго, пока в коридоре не послышались шаги, не распахнулась дверь и на пороге не появился одетый по полной форме Андросов.
— Просыпайтесь, — сказал он важно, — Аграфена чай поставила, позавтракаем и будем проводить операцию.
Когда откушавшие чаю Андросов, Краевский и Базыка появились в отделе, Проваторов уже заканчивал допрос Бурдукова. Масокин, толстый мужик, лет тридцати, с бабьим лицом сидел в дежурке, ожидая подследственного, и курил махорку. Рядом с ним стояла длиннющая винтовка.
Как и было предусмотрено планом операции, после допроса Бурдукова поместили в камеру, откуда он должен быть «выдан» Масокину ровно в двенадцать дня.
Руководители операции разошлись по своим местам. Впрочем, из отдела ушел пешком только Базыка. Ему предстояло с сотрудниками первого уровня осуществлять скрытое наблюдение за продвижением по городу убежавшего Бурдукова.
Андросов, Проваторов и Краевский отъехали на автобусе два квартала от отдела и остановились на перекрестке, где должен был пройти Бурдуков и его конвоир.
Андросов забрался в кабину, а Проваторов с Краевским осуществляли скрытое наблюдение из будки.
Звякнул колокол на Соборе, извещая жителей Каминска о том, что наступила вторая половина дня, и дежурный по отделу выдал Масокину его подследственного. Масокин привычно сообщил Бурдукову о том, что он стреляет без предупреждения, и означенная пара двинулась по центральной улице Каминска к городской тюрьме.
Бурдуков в черных галифе, в сапогах, красной рубахе был похож на парня, пришедшего на вечеринку и, спереди казалось, что вот-вот грянет гармошка, он пойдет вприсядку по дощатому тротуару, а Масокину достанется роль зрителя.
Иллюзия эта, однако, исчезала, если смотреть на эту пару сбоку. И разрушала ее винтовка Масокина, которая упиралась штыком в спину конвоируемого.
Чем ближе к машине подходили Масокин и Бурдуков, тем напряженнее чувствовали себя руководители операции.
Оставалось несколько секунд до того, как Андросов нажмет на клаксон, чтобы отвлечь внимание Масокина. И тут Краевский увидел, как над перекрестком вдруг воспарило что-то завернутое в белое.
— Смотри, — сказал он Проваторову, — вот она…
— Ничего не вижу, — отозвался тот.
— Да вот же она, — чуть не заорал Краевский и стал стучать в стенку кабины, чтобы остановить Андросова. Но было уже поздно. Раздался пронзительный, похожий на вой сирены, сигнал автомобиля, и операция началась.
Масокин, услышав сигнал, начал поворачиваться в сторону автомобиля. Наверное, так в Африке поворачиваются слоны. Он не крутил головой, а переступал ногами, чтобы увидеть источник беспокойства.
Бурдуков, который тоже оглянулся на звук клаксона, мгновенно оценил обстановку, неповоротливого Масокина, бросился бежать по улице и через мгновение скрылся за углом.
Масокин повернулся, наконец, в сторону машины, и на его безбородом гладком лице отразилось все, что он думает по поводу идиотского сигнала водителя… Потом он стал поворачиваться в обратную сторону и увидел, что красная рубаха Бурдукова скрывается за углом дома.
Он неожиданно резво сорвался с места и добежал до угла. Там конвоир присел на одно колено, привычно упер в плечо приклад своего длинного оружия и выстрелил. Сделал он это привычно и непринужденно, как между делом сплевывает человек, увидевший падаль.
Бурдуков, красная рубаха которого была уже метрах в пятидесяти от перекрестка, упал на землю, как травинка, скошенная острым серпом.
Андросов, Проваторов и Краевский были ошеломлены случившимся. Однако через минуту они уже были у лежащего на земле Бурдукова. Масокин же остался на перекрестке: ему не надо было подходить к бывшему подследственному, чтобы определить, ранен он или убит.
Если бы затылок Бурдукова был расчерчен концентрическими кругами наподобие мишени, то можно было констатировать выстрел в десятку.
Андросов стал ругаться, Проваторов вернулся к Масокину, а Краевский оглянулся назад, чтобы еще раз увидеть ее… Но женщины над перекрестком не было. Видимо, она не была смертью. Она была предвестницей смерти, герольдом, который трубит призыв к пиршеству, но сам за стол не садится.
— Где этот трепаный повар? — орал Андросов, бегая по кабинету. — Где этот хренов специалист по варке патронов?
— Погоди немного, — успокаивал его Проваторов, как обычно сидящий в кресле, — дождемся Базыку, разберемся.