Детектив на исходе века

В куцей, как заячий хвост, практике Кроева еще не было таких дел. Почти все источники доказательств исчерпаны, а вывод о причинах пожара сделать невозможно. И призрак большого «глухаря» стал прорисовываться в сознании Кроева все явственнее.

К вечеру сосущее чувство тревоги усилилось, и Кроев вспомнил, что не обедал и не дал это сделать другим.

Дорога обратно прошла в молчании, если не считать ворчания Василича о том, что «желудок надо берегчи смолоду, да и о других думать не мешает».

Водитель кривил душой. В багажнике машины он всегда возил с собой термос из нержавеющей стали, хлеб и сало. Но для Василича горячий чай и бутерброд — не еда, а так, «баловство одно».

Завезли на центральную усадьбу Глинкова и поехали дальше. Корж дремал на заднем сиденье, а Кроев, огорченный неудачей, анализировал обстоятельства дела и, как свойственно человеку, ругал начальство и оправдывал себя. Ему вспомнились вчерашние высказывания шефа и Кондака, каждая их реплика теперь наполнилась определенным смыслом. Кроев вспомнил также телефон в конторке, не зазвонивший за день ни разу. Гнетущее ощущение собственной беспомощности навалилось на него.

В общежитии он долго не мог заснуть: вспомнился город, летний, вечерний, с мокрым асфальтом, фонарями синего цвета, большим количеством куда-то спешащих людей.

Чтобы причинить себе боль, почувствовать себя оторванным от мира, брошенным всеми, он выглянул в окно. И надо ли говорить — ему это удалось.

В фиолетовой темноте ночи виднелись одинаковые окна, освещенные красноватым светом, сизый дым одинаково струился из одинаковых кирпичных труб, где-то лаяли собаки — и ни одной души не было на улице…

Ночью ему снилось, как он, одетый в белый халат, присутствовал при вскрытии погибших во время пожара животных, а потом, выходя из помещения ветстанции, нос к носу столкнулся с Тропиным. Тропин испугался и убежал. Потом он долго бродил вокруг дымившегося коровника и что-то безуспешно искал и спохватился, когда уже стемнело. Он хотел идти в деревню, но тут из дыма, клубами поднимавшегося над пожарищем, вышла знакомая фигура грозы всех ребятишек его двора хулигана-переростка по кличке Тортила. Тортила шел к нему вихляющей походкой, засунув руки в карманы брюк. Кожаная кепочка с коротким козырьком была надвинута на нос так, что нельзя было сразу разглядеть глаз. Десять лет назад Тортила устроился работать на самоходную баржу и после обмывки первой получки ступил мимо трапа…

Тортила приближался с неумолимостью удава, и Кроев, как двенадцать лет назад, от страха не мог произнести ни слова.

— Что притих, птенчик, — хрипло, как из могилы сказал Тортила, — поприветствуй дядю… иль следователем стал, заелся?

— T-ты же в затоне утонул, — выдохнул наконец Кроев.

— А это не значит, сынок, что со мной здороваться не надо.

И Тортила, приподняв рукой козырек кепки, взглянул на следователя неживым взглядом, от которого тот проснулся.

Электронные часы Кроева показывали пять сорок. Можно было поспать еще, и он, стряхнув с себя тяжесть кошмара, снова заснул.

Однако долго спать ему не пришлось, в дверь постучали, и Глафира передала ему просьбу шефа явиться срочно в прокуратуру. Еще не рассвело, на улицах никого не было, перед прокуратурой стоял знакомый «Уазик», а перед ним нервно расхаживал шеф.

— Доигрались, — сказал он, увидев Кроева, — разумеется, вы тут не при чем. Я уже позвонил куда надо. Это, конечно, Коржа работа. Поэтому поедете в «Приозерный» — Тропин повесился…

И снова знакомая дорога, и снова хрустит подмерзший за ночь ледок, и только совсем не трясет, и машина мчит как на крыльях, хотя Кроеву не хочется, чтобы она ехала так быстро.

На ферме его встретил Глинков.

«Надо бы спросить его, как это произошло», — подумал Кроев.

Но Глинков был сам ошарашен, таращил глаза на следователя и молчал. К дому Тропина подошли молча, и только тут Глинков заговорил:

— Свет в деревне вырубил кто-то, но у меня свеча есть.

Кроеву вдруг стало страшно, но он, пересилив себя, толкнул двери сенцев, прошел по длиннющему коридору со свечей в руках и, наконец, вошел в комнату. Она была пуста. Он решил повернуть обратно, но чья-то железная рука намертво закрыла ему рот и нос.

— Просыпайся, Шерлок, — услышал он знакомый голос.

У постели сидел Корж.

— Некогда мне, — сказал «урка», — тороплюсь. Я сегодня занят до обеда. Начальство просит Денисову помочь. Но ты не огорчайся, езжай в «Приозерный», займись там документами, а я, как освобожусь, сразу к тебе. И еще вот что. Скоро тебя торопить начнут, поэтому не надейся, что вечно будешь в «Приозерный» ездить. И меня скоро отзовут, а чтобы успеть как можно больше, надо денек-другой плотно по делу поработать. Возьмем дело — мы на коне, не возьмем — нас изобьют. Я к тому, что, может, нет смысла каждый день в совхоз мотаться, времени много уходит. В «Приозерном» гостиница, там переночевать можно. Я Любаню уже предупредил. Усек?

— Ладно, — согласился Кроев.

Корж ушел, а следователь стал собираться на работу. По дороге он вспомнил сон.