Детектив на пороге весны

Тогда, тридцать лет назад, здесь была глухая глушь, и бабушкина усадьба еще не была усадьбой – просто большой и запущенный участок со старым домом, доставшимся Марфе Васильевне в наследство от деда. После революции дом у него не отобрали и в пользование пионерам не передали – то ли потому, что он стоял все-таки далековато и от Москвы, и от поселка Аксаково, то ли потому, что в поссовете кто-то прошляпил, то ли еще почему-то.

Шоссейка сузилась, сошлась в однорядную, перелетела через мостик над ручьем и уперлась в ворота.

Ворота были сказочные – каслинского литья и до небес. Анфиса улыбнулась. Эти ворота словно первый привет от бабушки. Просто так их было не открыть, нужно сначала совершить некий шаманский ритуал, и его всегда совершал Юра – из дома.

Если его не было на месте, то есть рядом с кнопкой, которой ворота открывались, Анфиса простаивала под забором по полчаса. Бабушка на телефон отзывалась не всегда – все зависело от ее настроения или занятости, а не предупрежденный заранее Юра мог быть где угодно.

На этот раз, как только машинка приблизила к литым завиткам аристократическое английское рыльце, ворота стали медленно отворяться, и за ними открылся парк, и желтыми веселыми огнями зажглась по краям подъездная дорожка.

– Э-гей! – закричала Анфиса в камеру, хотя точно знала, что Юра ее не слышит. – Э-гей, это я приехала!!!

Как только щель стала достаточно большой, чтобы в нее могла протиснуться машина, она нажала на газ, так что ее мягко толкнуло назад, а шины взвизгнули, и влетела на участок.

Впрочем, бабушка бы страшно оскорбилась, если бы услышала, что ее усадьбу обозвали участком!

От ворот дома не было видно, и подъездная дорожка петляла между соснами, словно специально запутывала следы. Потом деревья расступились, и открылся дом – двухэтажный, широкий, всегда напоминавший Анфисе дворец «Монплезир» в Петергофе.

Все, что перестраивалось, затрагивало только «внутренности» дома – снаружи он навсегда остался таким, каким его построил прапрадед, году примерно в тысяча восемьсот восемьдесят шестом. Когда-то были флигели, стоявшие боком к дорожке, и еще купальни на Клязьме, которая лежала в двух шагах, и еще конюшни, и какие-то службы, и ничего не осталось, конечно.

Не снижая скорости, Анфиса лихо обскакала клумбу, потом осадила своего «британца», заглушила мотор, похватала с соседнего сиденья сумочку и журналы и выбралась наружу.

Было холодно и сумеречно, и в воздухе вовсю пахло весной – так обещающе, так волшебно!.. Дом сиял огнями, как будто радовался Анфисе. И свет сочными дольками лежал на круглой клумбе, с которой только-только сошел снег. На широком крыльце с закругленными перилами сидел толстый кот и с равнодушным видом созерцал окрестности.

Кота звали Архип, как у Паустовского, которого бабушка называла дядей Костенькой. Дядя Костенька когда-то был другом семьи.

– Привет, Архип.

Архип, не меняя выражения усатой морды, уставился на нее.

– Ты чего?

Архип сказал, что ничего такого.

– А что ты здесь сидишь? Ночь уже!

Архип ответил: ничего, что ночь, ему на свежем воздухе посидеть приятно.

– Ну и молодец.

Она потянулась, погладила кота по голове – он с неудовольствием отстранился – и оглянулась в сторону темнеющих деревьев.

Там явно кто-то был, стоял за черными стволами.

Вода мерно капала с крыши: кап-кап-кап…

Точно так же капала на чистый пол аптеки кровь, капли разлетались маленькими взрывами – шлеп-шлеп-шлеп…

Анфиса сильно сжала кулачок.

Она у бабушки. Ничего плохого не может случиться.

Ничего и никогда.

Она перевела дыхание и негромко сказала в сторону темнеющих кустов:

– Добрый вечер, Юра.

После паузы оттуда ответили:

– Добрый вечер. Машину загнать или вы в город вернетесь?

– Не вернусь.

– Тогда я в гараж поставлю.

– Спасибо. Вот ключи.

Он материализовался перед ее носом, будто из мрака сгустился, и гораздо ближе, чем ей представлялось. Он всегда появлялся с неожиданной стороны и на неожиданном расстоянии.

Анфиса толком не знала, где бабушка его взяла и почему здоровый молодой мужик довольствуется должностью садовника, домоправителя, телохранителя и шофера при пожилой царственной особе. Кажется, его откуда-то добыл Иван Иванович Калитин, старый друг и милицейский генерал по совместительству. Иван Иванович слыл давним бабушкиным обожателем, каждую субботу приезжал «на кофе», а по средам еще и на партию «дурака» – бабушка обожала карты и, как толстовский герой, гордилась тем, что может любить такое глупое занятие.

Лет пять назад, тоже весной, Иван Иванович вдруг зачастил и даже однажды остался переночевать в гостевой спальне, чего с ним никогда не бывало. О чем-то они с бабушкой шушукались, шептались и принимали важный вид, как только Анфиса входила.

Анфисе было смешно и любовно, она обожала «своих стариков», но все же вместе с Архипом они чувствовали себя отверженными и не у дел.