Детектив на троих

– В таком случае, Слава, засунь свою жопу обратно в свой сраный автомобиль и не вынимай ее оттуда до тех пор, пока тебя об этом не попросят! Ты понял?! – проорал Дрюня.

Судя по всему, Слава понял и уже со смущенной улыбкой полез обратно в автомобиль.

– Прекрати так говорить со Славиком! – вступилась за своего друга Татьяна. – Вы и так уже накуролесили хрен знает сколько. Мне твои выходки надоели. В баре погром устроили, Костю табуреткой отлупили. Бедного Леху чуть импотентом не сделали, когда ворвались как дураки к нему на дачу...

Мы с Седым молча посмотрели на Дынина, который при этих словах потупился.

– Да я его кастратом бы сделал, если бы он с тобой там был! – заорал Исмутенков.

Тут Карцев сделал еще одну попытку выбраться из автомобиля и объяснить ситуацию. Он, не убирая одной ноги с подножки «Форда», оперся на дверь и снова с пленительной улыбкой обратился к Дрюне:

– Давайте я вам сам все объясню. Татьяна здесь ни при чем.

– Срыгни отсюда на хрен! – зарычал что есть мочи на него Исмутенков. – Уберись с моих глаз, чтобы я тебя не видел.

Слава уже без улыбки снова залез в автомобиль.

– Ну, знаешь что, ты мне надоел! – решительно заявила Татьяна. – Оставь нас со Славиком в покое и проваливай отсюда!

– Что? – взревел Дрюня и влепил дочери пощечину уже по другой щеке.

Видимо, Татьяна относилась без особого пиетета к своему отцу и уж точно не читала библейские заповеди, поскольку она размахнулась и влепила папаше мощнейшую затрещину. Дрюня, отлетев в сторону, распластался на капоте соседнего «Фольксвагена», чем вызвал явное неудовольствие его владельца, который заявил, что капот его машины не лежак и пусть он идет разбираться со своим чадом куда-нибудь в другое место.

По росту и габаритам Татьяна, видимо, пошла в Ольгу, свою мать, жену Дрюни. Ее в свое время Исмутенков привез в город из какой-то деревни, в которой он проходил практику после института. Плоды своей страсти к рослым русским красавицам Андрюша сейчас и пожинал.

К этому времени развернувшиеся события привлекли внимание многих зевак, которые мигом забыли свои еще не проданные или только что купленные автомобили и принялись оживленно комментировать происходящее. Дело тянулось уже к тому, что вот-вот начнут приниматься ставки на исход боксерского поединка между отцом и дочерью, как вдруг Татьяна вновь проявила черты Ольгиного характера. Волна безудержной ярости сменилась у нее такой же мощной волной всепоглощающей любви. Она бурно устремилась к отцу и, подняв его с капота, прижала его к себе, как мать только что отлупленного маленького проказника.

– Папа! Папочка! Папуля! – целовала она еще не отошедшего от оплеухи Дрюню в лысину.

– Ты же сам во всем виноват! – говорила она с легкой обидой в голосе, – зачем ты шлялся за мной последние три дня с этими пьяными дураками и хулиганил?

– М-м-м, – нечленораздельно промычал Исмутенков, задыхаясь в пышной груди своей дочери, как в подушке. – А кто мне записки посылал с требованиями денег? – спросил он, когда Татьяна выпустила его из объятий.

И он обличающе поднял над головой клочок бумаги с наклеенными буквами.

– Так кто мне посылал это? – гневно спросил Дрюня. – Папа римский или Фидель Кастро?

Вид вещественных доказательств расстроил Татьяну еще больше, и она, капая крупными слезами на лысину отца, запричитала:

– А что нам оставалось еще делать? К Славику пристали эти бандюки проклятые, денег требуют. Мы ищем где только можем, но никто не дает...

– Да? – освободив часть рта от груди дочери, недоверчиво промямлил Исмутенков. – И поэтому надо было грабить родного папу? Чтобы расплатиться за этого немытого ковбоя, который должен половине города?

Последние аргументы смутили Татьяну окончательно, и она замолчала. Я увидел, как Карцев, положив руки и подбородок на руль автомобиля, задумчиво наблюдал за этой сценой. Седой смотрел на все с тоскливым видом, Дынин вообще не знал, что ему делать, поскольку никаких сражений и битв на горизонте вроде бы не вырисовывалось. Я подумал, что самое время вступить в дело мне.

Я повернулся к наблюдающим за сценой зевакам и решительно заявил:

– Господа! Все! Представление окончено! Цирк уезжает! Деньги сдайте вот этому лысому господину. – Я указал на Дынина. – Полагаю, что пять тысяч с человека за такое зрелище будет недорогой платой.

Мои слова возымели действие, и толпа стала интенсивно рассасываться, выказывая таким образом явное нежелание платить. Я подошел к Исмутенковым и примиряюще сказал:

– Давайте не будем больше злиться, уедем с этого вульгарного места и где-нибудь в тихой кафешке, за рюмкой коньяка, не спеша обо всем поговорим.

Дрюня отпрянул от дочери и со злостью заявил:

– Да, мы еще поговорим с тобой! Вот приедет мать из отпуска – мы с тобой так поговорим!

– Папа! Не надо вмешивать в это дело маму, я прошу тебя! – взмолилась Татьяна и побежала за решительно удаляющимся к своему желтому транспортному средству Дрюней.

Я подумал, что мы заслужили уехать с автобазара на иномарке, и направился к карцевскому «Форду».