Последний удар по струнам явно должен был сократить их количество – струны выдержали, Марат – нет. Гитара была отставлена в сторону, если попытку разбить деку об стену можно квалифицировать как «отставить».
Мне были не рады. А ведь я пришел не один, со мною был не самый маленький бочонок пива, который я с немалым трудом всё же донес от лавки до Алехина. Сегодня надо было приходить с более крепкими напитками…
– Марат, признайся, нашлась девушка, которая сумела опередить тебя и бросила раньше, чем ты ее… – Марат молчал. – Марат, скажи хоть как ее зовут, женщина, которая сумела так с тобой поступить, достойна, чтобы имя ее было прославлено…
Алехин отложил какие-то бумаги – и как бы заметил меня:
– Привет, Алекс. – Взгляд его коснулся бочонка, и скупая командирская улыбка скривила губы. – А вот за пиво спасибо, а то Марат достал со своей депрессией… Я ему говорю, верный способ поднять настроение, это спросить, как дела у Алекса…
– Это почему же?
Что-то я не нахожу логики в алехинском рецепте.
– Алехин, лейтенант, мать твою, это почему же мои дела так решительно поднимают настроение? – Не то чтобы мне неведомо чувство радости за ближнего, но почему-то я не верил в его гипертрофированную версию среди гвардейцев…
– Алекс, поверь, таких ужасов, как те, что нам довелось испытать, когда ты был рядом, мне не встречалось. Стая вольфов, сухопутные рыбы, замороженные люди, заживо похороненные люди… Не то чтобы ты был плохим командиром, кто знает, может, без тебя мы бы и вовсе не выжили, но твое общение с ведьмами – счастья не приносит… За последнее время ни одна напасть не прошла мимо тебя. Кстати, что там у тебя со встречником? Ты же не из-за него пришел?
Не из-за него, а вот что у меня с встречником, я еще и сам не разобрался:
– Алехин, а ты-то откуда про встречника знаешь?
– Я знаю всё о подозрительных лицах, которые направляются в мой город, а в особенности про тех, кто предъявляет охранную грамоту Московского Великого Князя и предписание, по которому лицу этому надо показать дорогу к твоему месту обитания.
Мне Трыщ ни грамоты, ни предписания не показывал. А я еще удивлялся, как он живым до меня добрался.
– Ты его хоть не кормил? – прервал мои рассуждения Алехин. – И не корми. Если встречник пришел к человеку, значит, он пришел к нему на службу, а если человек встречника накормил, значит, он его принял.
Что-то в моем взгляде сказало Алехину, что я снова вляпался в неприятности.
– Значит, накормил?
– Накормил. – Врать мне было ни к чему. – И что теперь? А если я его перестану кормить?
– Поздно. – Алехин был полон оптимизма. – Встречник себе сам еду найдет, у них с этим проблем нет: всё, что движется, – его, так что…
Теория Алехина начала действовать – Марат снова взял в руки гитару и, не обращая внимания на Рыжего, начал что-то заливать его подружке. Перебирая струны, он, видимо, пытался нащупать тот единственный аккорд, который прекратит работу её головного мозга… Пришла беда откуда не ждали – встречник прописался у меня на службе, а я-то надеялся его в гвардию сдать…
– В грамоте не написано, по какому случаю он покинул златоглавую?..
– Не написано, – Алехин помрачнел, глянул на меня то ли с жалостью, то ли с удивлением и продолжил: – Даже не знаю, стоит ли тебе говорить… Капитана Чернобородова казнили, а встречник… Думается мне, Московский Князь решил тебе напомнить, что он не забыл о твоем чудесном спасении и при случае приговор будет приведен в исполнение.
– Может, он встречника и прислал для этого?
– Если бы для этого, ему бы охранную грамоту не дали, не станет Порфирий из-за тебя ругаться одновременно и с нашей Короной, и с нашими ведьмами… Да, Алекс, вот еще для тебя бумага, взял в комендатуре тебе передать: в вещах Деразниной нашли…
Такой бумаги я в руках еще не держал – толстый серый лист, весь в прожилках, был сложен втрое и скреплен сургучом. Чуть выше печати каллиграфическим почерком было выведено: «Завещаю – Алексу Каховскому. Л. М. Деразнина». Общаясь с ней, я как-то не задумывался, что ей может прийти в голову что-то мне завещать…