Я оказался в номере, обставленном в испанском стиле. Черное полированное дерево, красный бархат обивки, блестящие медные головки обойных гвоздей. Столики, то ли мавританские, то ли сработанные в Мексике, картины с крестьянами в сомбреро, подпирающими белые стены домов в ярко-желтом солнечном свете.
Она сидела на длинном низком диване. В синем платье, оканчивающемся гораздо выше колен. Черные, коротко стриженные волосы обрамляли пару темных глаз, классический нос с чуть раздувающимися ноздрями и рот с полными, надутыми губками. Если б не надутые губки и очень маленький подбородок, ее при желании можно было бы считать красавицей. Но вот в ее чувственности никаких сомнений не было. И у меня создалось впечатление, что эту свою особенность она сознательно выпячивала.
— Значит, вы — та самая сиделка, которую решил приставить ко мне дядя Чарли, — похоже, для нее желания дяди Чарли не являлись законом.
— Дядя Чарли — это Чарльз Коул? — переспросил я.
— Совершенно верно.
— Тогда я — та самая сиделка, которую он решил приставить к вам.
Она наклонилась вперед, чтобы взять с низкого, длинного столика, стоящего перед диваном, высокий бокал. Синее платье чуть распахнулось, чтобы показать мне, что Карла обходится без бюстгальтера. Она отпила из бокала и вновь посмотрела на меня.
— Присядьте. Хотите что-нибудь выпить? Если да, Тони вам нальет. Это — Тони.
Я сел на стул с высокой спинкой, придвинув его к столу перед диваном, и уже хотел поздороваться с Тони, но начались судороги, потом меня прошиб холодный пот, и Анджело Сачетти начал медленно падать в воду, заговорщически подмигивая мне. Потом все закончилось, и Карла Лозупоне с любопытством взглянула на склонившегося надо мной Тони.
— Теперь я выпью, — я достал из кармана платок и вытер пот с лица.
— Дай ему выпить, — приказала Карла. Тони с сомнением посмотрел на меня.
— Что это с вами?
— Спиртное — лучшее лекарство, — отшутился я.
Он прошел к столику, заставленному бутылками, налил что-то в бокал, вернулся ко мне.
— Бербон [7]пойдет? — он протянул мне полный бокал.
— Спасибо.
— Что это у вас, какая-то форма эпилепсии? — спросила Карла.
— Нет, у меня не эпилепсия.
— А я думала, эпилепсия. Вы отключились на пять минут.
— Нет, не на пять. На сорок секунд, максимум на минуту. Я засекал время.
— Такое случается часто?
— Каждый день. Только сегодня чуть раньше, чем всегда.
Карла выпятила нижнюю губу.
— Зачем же мне сиделка, которая ежедневно в шесть вечера бьется в судорогах?
— Придется вам приноравливаться.
— Как? Совать в рот деревяшку, чтобы вы не прикусили язык? Кажется, вы должны приглядывать за мной, мистер Которн или как вас там?
— По-прежнему, Которн. Эдвард Которн.
— Вы хотите, чтобы я вышвырнул его вон? — осведомился Тони, направляясь к моему стулу.
— Скажите ему, что этого делать не следует, — предупредил я.
Карла Лозупоне глянула на меня, потом — на Тони. Облизнула нижнюю губу розовым язычком.
— Вышвырни его, Тони.
Высокий мужчина с вьющимися черными волосами положил руку на мое левое плечо.
— Вы слышали, что сказала дама.
Я вздохнул и выплеснул содержимое моего бокала ему в лицо. Затем встал. Руки Тони взметнулись к лицу, и я ударил его дважды, чуть ниже пояса. Он согнулся пополам, навстречу моему поднимающемуся колену, которое угодило ему в подбородок, а пока он падал, я ударил его, не слишком сильно, ребром ладони по шее. И Тони распластался на полу. Я поднял с толстого ковра упавший бокал, прогулялся к столику с бутылками и налил себе шотландского виски. Вернулся к стулу, перешагнув через лежащего Тони, и сел.
Карла Лозупоне следила за мной, раскрыв от изумления рот.
Я поднял бокал, показывая, что пью за ее здоровье, пригубил виски.
— Мне надоело, что мной все время помыкают. Меня уже тошнит от всех Лозупоне, Коулов, Коллизи. Но особенно меня тошнит от Анджело Сачетти, потому я и собираюсь в Сингапур. Возможно, наша встреча позволит мне избавиться от припадков. Если хотите поехать со мной, воля ваша. Если нет, Тони всегда составит вам компанию. Будет следить, чтобы в паспорт поставили визу и не украли багаж. С этим он вполне справится.
Карла Лозупоне задумчиво смотрела на меня.
— Как по-вашему, почему я лечу в Сингапур?
— Как я понимаю, чтобы создать крепкую семью.
— С Анджело? — она рассмеялась, как мне показалось, невесело. — Не болтайте ерунды. Я терпеть его не могу, а он — меня. У нас с детства взаимное отвращение.
— Какого детства? Анджело старше вас минимум на десять лет.
— На девять. Но он болтался в Нью-Йорке, когда мне было двенадцать, а ему — двадцать один. Вот тогда-то я и провела с Анджело один малоприятный день.
— Могу себе представить.
— Едва ли.
— Но почему вы согласились на помолвку и все прочее?
Она осушила бокал.
— Налейте мне еще, — я не шевельнулся, и она добавила. — Пожалуйста.
Я встал и взял у нее бокал.
— В Уэллсли должны были хоть чему-то научить вас. Что вы пьете?
— Водку с тоником.
Я налил водки, добавил тоника, принес Карле полный бокал.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Тут продают «Нью-Йорк таимс»?
— Уже нет, — ответил я. — Обходимся местными газетами.