— Правды в твоем рассказе было ровно столько, сколько необходимо, чтобы убедить нас, что ты располагаешь интересующей нас информацией; остальную правду ты скрыл.
Он чуть отвернул лампу, чтобы свет не бил мне прямо в глаза.
— Итак, Дональд, — сказал шериф, — эти джентльмены приехали из Лос-Анджелеса. Они проделали весь путь через пустыню только для того, чтобы послушать твою историю. Они многое знают и хорошо понимают, что нам ты лгал. Хотя местами в твоем рассказе и проскальзывала правда. Теперь мы хотим услышать от тебя все, без утайки.
Он говорил таким отеческим тоном, каким обычно разговаривают с полудурками. Таким приемом полицейские обычно пользуются в разговоре с прожженными плутами, и те, как правило, клюют на эту удочку.
Я сделал вид, что поддался на его уловку.
— Ничего не могу добавить к тому, что уже рассказал вам вчера, — угрюмо сказал я.
Шериф вновь поправил лампу, и свет ударил в мои воспаленные глаза.
— Боюсь, Дональд, нам придется двигаться вперед потихоньку, шаг за шагом и следить за выражением твоего лица.
— Бросьте ваши приемчики, — сказал я. — Брехня все это. Шьете мне третью степень.
— Да не шьем мы тебе никакой степени, уж я тебе точно говорю. Но дело крайне серьезное, и мы хотим знать всю правду.
— Что же вам не нравится в моем рассказе? — спросил я.
— Все, — ответил он. — Во-первых, тебя не было в той комнате, Дональд. Кое-что из того, что ты рассказал о Кануэтере — правда, но не все. Ты не стрелял в Моргана. В него стреляла эта девчонка. Пистолет она получила от тебя. После выстрела бросила его на пол, выбежала из квартиры и позвонила тебе с первого этажа из телефонной будки. Медяшку она выпросила у случайно проходившего мимо нее жильца этого же дома. Хозяйка дома, где ты живешь, подняла тебя из постели… А теперь, Дональд, мы бы хотели услышать всю правду без утайки из твоих собственных уст.
Я сказал:
— Хорошо. Отведите от моих глаз эту чертову лампу, и я вам все расскажу.
Окружной прокурор энергично откашлялся:
— Пишите, — сказал он, обращаясь к стенографисту. — Итак, Дональд, насколько я понимаю, ты хочешь сделать либо добровольное признание, либо какое-то заявление. Ты пришел к такому решению по собственной воле, без принуждений, посулов или угроз. Ты намерен сделать это заявление только потому, что хочешь сказать правду и полностью прояснить ситуацию. Так?
— Как вам будет угодно, — сказал я.
— Ну, это не ответ, Дональд.
— Черт, ну вы меня достали. Разве это важно?
Он повернулся к стенографисту и сказал:
— Запишите — ответ утвердительный. Правильно, Дональд?
— Да.
— Продолжай, — сказал шериф. — Только правду, Дональд, ни слова вранья.
Он отвел лампу, чтобы дать отдых моим измученным глазам.
— Прошу тебя, Дональд.
— Я убил его, — сказал я, — но Альма Хантер об этом не знает. И я сделал это не потому, что защищал Альму Хантер. Я сделал это потому, что мне велено было так сделать.
— Кем велено?
— Биллом Кануэтером.
Шериф сказал:
— Дональд, ну мы ведь вроде договорились — без вранья!
— Не сомневайтесь, теперь-то пошла настоящая правда, без всякого тумана.
— Ну, хорошо, валяй.
— С самого начала? — вежливо осведомился я.
— Конечно, с самого начала.