Детектив в Новый год

Нина Петровна с дочерьми пришли в дом Дашиных родителей. Умоляли, чтобы Даша вышла к ним. Она вышла, еле держась на своих все еще дрожащих ногах, и прислонилась к стене. Посетительницы втроем бухнулись перед ней на колени. Рыдали и умоляли пощадить их семью, их будущее.

- Прекратите этот ужас, - просил папа Даши белыми губами. - Чего вы хотите от девочки еще?

Они хотели мирового соглашения. У них все было готово для него: и юрист, и договоренность со следствием. И сумма компенсации, высчитанная каким-то экспертом. Если нет, то война и скандал на годы. Они докажут, что Даша соблазняла больного человека. Что это была ее идея.

Дашин папа сказал, что они подумают, и выставил Нину Петровну и ее дочерей из дома. На следующий же день мама вышла в магазин за продуктами, вернулась и упала у порога. На нее показывали пальцем, громко шептались. Версия о том, что Даша сама виновата в том, что произошло с добрым и влюбленным в нее человеком, уже слетала с каждого языка, она была во всех взглядах. Мама умерла от инфаркта через месяц. Даша оказалась беременной. Она и отец подписали мировое соглашение. Из суммы, указанной в нем, они получили меньше чем десятую часть. После тяжелого аборта Даша осталась бесплодной.

Взрослый и опытный критик, досмотрев свое кино, начал пить розовое шампанское, а захлебнулся слезами. Дом новый, у Даши пока нет соседей ни рядом, ни внизу, а живет она на последнем этаже. Ее никто не слышит. И она билась, рыдала на полу, кусая губы в кровь. Та, семнадцатилетняя Даша никогда не плакала вслух. Она еще не была настолько свободной. Она точно знала, что жизнь ее отныне - тюрьма. И не ошиблась. Эта Даша отмотала свой срок. Вот ее воля. Кричи - не хочу.

Она встала, умылась, просушила глаза. И спросила себя: что теперь? Какой сухой остаток? И ответила: ненависть. Дорогая вообще-то вещь. Даша не так богата, чтобы за нее никто не заплатил.

А ночь до утра она провела не одна. Она смотрела любимый сериал «Сага о Форсайтах». И существовала там и тогда. Со своими любимыми героями.

И слезы ее были легкими, рожденными чистой жалостью, пониманием и восторгом. Да, она вернулась. Вырвалась из мрачных оков своих горестей, разрушила зацикленность в жестоких пределах. Из этого наверняка что-то вытекает. Действие. А что? Даша сейчас на таком уровне, что не исключает даже этого.

Утро вернуло праздник. Облака пены над теплой водой рождали негу в Дашином теле. Завтрак был ароматным и вкусным, кофе совсем разогрел кровь. Кому рассказать, что это все - практически забытые, как будто совершенно новые, никогда не испытанные ощущения? Кто в это поверит? Наверное, никто, но это так.

Даша прожила очередной хороший день. Вечером вернулась в круг самых близких друзей - к Ирен, Боснии, Джун и Сомсу. Опять плакала и смеялась. И вдруг посмотрела на их горести, как взрослый человек на детские жгучие обиды. И позавидовала этим горестям. Хорошо, по-доброму. Если бы к ней сейчас явилась Ирен, Даша сказала бы ей:

- Ты даже не представляешь, как тебе повезло, дорогая. Я такая же, как ты, но без твоего везения.

Круг следующий

Это начиналось как большое счастье. Его преподнес Даше человек, который был, как Боснии, архитектором.

Тогда казалось, что молодость и красота победили судьбу. Даша окрепла, еще похорошела, аккуратно склеила драгоценные обломки разбитых надежд и поверила в крепость конструкции. В то, что ее хватит на жизнь. Она поступила в Литинститут. Писала нежные и короткие рассказы. Их начали печатать, многим нравилось. Но Даша однажды прочитала пару отзывов на публикацию своего рассказа в журнале. Ничего плохого. Просто ей не нужно ничем делиться с такими людьми. Они поняли не то и не так. Читатели - это море дилетантов, совсем не то, что рецензенты в институте, которые пишут отзыв как практики-клиницисты. Это всего лишь необходимость и формальность. И Даша перестала писать для других. Писала, когда того требовал дар, и оставляла лишь для себя. Настанет день, когда эти рассказы-безделушки начнут ее выручать, в прямом смысле кормить.

Она жила своей жизнью: думала, читала, примеряла на себя разную работу, готовилась к самостоятельной жизни. Она не сторонилась компаний, не отвергала дружбы, но и не стремилась ни с кем дружить. И достаточно успешно прятала свой секрет: отторжение от всех мужчин, отвращение к самому факту физической близости даже в самом невинном варианте. Это было сложно. Открытый, свободный студенческий коллектив. Дружба, любое чувство выражается в прикосновениях, в легких, ничего не значащих поцелуях, в невинных объятиях. И девушка, похожая на фарфоровую статуэтку бело-розовой пастушки, которая всем мило улыбается и держит за пазухой не один камень. Она там держит целый арсенал предметов, взрывающихся и разносящих все в прах. Все и всех только за то, что у них есть руки, губы, не говоря о прочих орудиях пыток.