Детектив в путешествии

– Капа! – задыхался он. – Какая ты женщина! Я следил за тобой в тот вечер, когда ты танцевала с ним, этим идиотом-военным. О, как я ревновал! Я сразу влюбился в тебя, Капа!

– Павел Николаевич! Пустите! – просила я, ошалев от его напора, но вырваться из рук профессора оказалось не таким-то легким делом.

Он стал пытаться повалить меня на кровать, но я уже пришла в себя и, изловчившись, дала ему в пах. Он охнул и отлетел к стенке.

– Еще врезать или как? – спросила я самым нежным голоском. – Вот что, проваливай отсюда, чмо недоделанное. Если ты еще раз полезешь ко мне или станешь следить, я тебя так отметелю, что не поздоровится. У меня черный пояс по карате. Ясно? Я просто сейчас тебя, убогого, жалею. А то валялся бы у меня на больничной койке.

Насчет пояса я, конечно, загнула. Но психологические практики учили: лучше сразу запугать противника и парализовать его волю, чем тянуть с наказанием и тем самым демонстрировать свою слабость.

– Шлюха! – Очки Павла Николаевича валялись на полу, и он судорожно шарил руками, пытаясь их найти. – Все вы, сучки, такие. Вам лишь бы мужиков гнобить да задницей перед ними вертеть!

– Ваши очки у тумбочки, профессор. И вылетайте на счет «три». А то я за себя не ручаюсь.

Павел Николаевич ушел, а я бессильно прислонилась к стене. Эта стычка лишила меня сил, и я, закрыв лицо руками, заплакала. Неожиданно мне захотелось на свежий воздух, я открыла дверь и замерла: в двух метрах от моего бунгало стоял Александр и смотрел на меня та-аким взглядом…

Он плюнул на землю, и это сказало мне все лучше всяких слов.

– Это не то, что ты думаешь! – крикнула я, но, по-моему, он меня не слышал.

Нужно ли говорить, что остаток дня у меня было дрянное настроение. Я пришла к выводу, что все-таки зря ехала сюда. Как пошло наперекосяк с самого начала, так и продолжалось по нарастающей.

Я побродила по парку. Вид довольных отдыхающих порядком действовал мне на нервы. Мне-то было не так весело, как им! Напротив, хреново по самое не могу. А что делать со своим состоянием, не знала и, недолго думая, решила пойти в номер и пораньше лечь спать. Я была измучена событиями сегодняшнего дня, и мне требовался отдых.

Переступив порог своей комнаты, я увидела на аккуратно застеленной кровати какую-то бумажку. Я подошла ближе… Это был обычный листок, вырванный из школьной тетради в линейку. На нем размашистым почерком и крупными буквами было написано: ШЛЮХА! ТВАРЬ! СУКА!

Вот так вот! Не больше и не меньше…

Я повертела листок в руках. Интересно, как он сюда попал? Через стены, что ли? Я посмотрела на окно: оно было приоткрыто. Я не помнила, открывала ли окно перед уходом или просто забыла его запереть ночью. В голове был полный сумбур, и ничего конкретного вспомнить я не могла.

Первой мыслью было пойти на ресепшен и спросить, кто убирался у меня в комнате. Может быть, горничная забыла закрыть за собой дверь? Но, поразмыслив, я решила никуда не ходить. Персонал всполошится, пристанет ко мне с расспросами, придет сюда… Я так устала, что не могла сделать лишнего движения, не то что пойти и объясняться на ломаном английском с персоналом. Выясню все завтра…

И кто это писал? Перед глазами мелькнула перекошенная физиономия Павла Николаевича. Отвергнутый профессор решил мне отомстить таким способом? Очень характерно для таких слизняков – ударить исподтишка. Объясняться со мной он не станет, учитывая мои бойцовские качества. А подкинуть записку – пожалуйста…

Я передернула плечами. Завтра я хорошенько его потрясу, и пусть не думает, что ему удастся от меня отвертеться.

На завтрак я пришла раньше всех. Никого из моих соседей не было. Может быть, они решили дружно игнорировать меня?

Когда я уже заканчивала есть, подошел Павел Николаевич. Он сел за стол с тарелкой еды и шумно выдохнул воздух. Всем своим видом он демонстрировал крайнее презрение и нежелание со мной общаться. Но я была тертым калачом, и такое поведение смутить меня не могло. Обламывали и не таких!

– Доброе утро, профессор! – приветливо сказала я. Подчиненные, слыша мой голос с такими интонациями, обычно бледнели и старались слинять куда подальше. Они понимали, что сейчас их распекут по полной… Но профессор не был избалован общением со мной и поэтому ничего не понял. Он не ответил на мое приветствие и отвернулся в сторону.

– Профессор! Я обращаюсь к вам.

– Я не хочу с вами разговаривать.

– Зато я хочу. Ваших рук дело? – я перекинула ему листок с «хорошими» словами.

Он мельком бросил взгляд на записку.

– Не имею понятия, откуда это.

– В самом деле? – не унималась я. – А мне кажется, это вы постарались. Вчера я вам врезала по яйцам, и вы решили напакостить мне таким способом. Разве не так?

Он надул щеки:

– Вы заблуждаетесь.

– Я вас предупреждаю. В последний раз. Если еще будет нечто подобное…

Профессор побледнел. Мой ледяной голос возымел действие. Я наслаждалась произведенным эффектом.

Не давая ему времени на передышку, я встала и, аккуратно свернув листок бумаги, убрала его в сумку.

– Cохраним на память.