Детективная осень

- Позвольте представить вас друг другу, - сказал профессор. - Это моя знакомая Анна, она работает в историко-консультативном центре «Клио», а это Ида… моя старинная подруга. При слове «подруга» Ида едва уловимо повела плечами, как будто бы ей стало зябко. Женщина подняла руку вверх, и в ней, как у фокусника, внезапно появился веер, раскрывшийся с легким звуком, подобным тому, который издает лопнувший гранат.

- Ах, ах… профессор, вы шутник, сколько лет прошло-протекло в Лето с нашей последней встречи? Вы об этом задумывались?

Медведев смутился.

- Да. Это было давно.

- «Давно» - чистый эвфемизм, сказала бы я. Игра в бисер или в слова. Сколько прошло десятилетий - два, три, четыре?

- Давай вернемся в сегодня, - мягко предложил профессор.

- Конечно, сегодня - это всегда безопасно. И надежно. Ну проходите же, проходите…

Они шли коридором, который тоже, как и лестница, казался нескончаемым, или это так искажалось пространство в Питере - все приобретало дополнительную глубину, оттенок бездонности, не замечаемый в обычной жизни и при привычных обстоятельствах. Но есть некоторые ситуации, когда все становится иным, и к этому нужно отнестись со смирением, как к неожиданному подарку судьбы.

Наконец они оказались в комнате, большой, полукруглой - она напоминала зал в музее: с картинами, изящными столиками, прячущимися по углам, массивным старинным сервантом с тускло белеющим в его недрах фарфором, с пианино, на котором возвышался канделябр, похожий на руку с растопыренными пальцами, раскрытую для принятия даров. Стены были обтянуты синим шелком, усиливающим впечатление пребывания в царстве воды.

По стенам скользили тяжело-серебристые блики от близкой Невы.

- Сюда! - Женщина порхала по квартире, как яркая птица - колибри. Шаль на плечах только усиливала это сходство. - За столик, только не уроните шахматы, которые стоят слева, они старинные…

- Куда мы попали? - шепотом спросила Анна у профессора.

- Сейчас все узнаете, - так же шепотом ответил профессор.

Изящный столик был уставлен тонким фарфором и хрусталем: тарелками, чашками, молочником с острым и нежным клювиком.

- Сейчас к нам выйдет мама.

- Генриетта Дормидонтовна! - с волнением произнес профессор. - Боже мой! Вспомнит ли она меня?

- Когда-то ты называл ее Геней, - с грустью в голосе сказала Ида.

Профессор на этот упрек ничего не ответил.

В комнату вошла, нет, вплыла женщина без возраста. Древняя и вместе с тем удивительно молодая, словно через ветхую оболочку сквозили очертания юности, намеченные легким пунктиром. Она была одета в темное платье с белым кружевным воротничком и ниткой длинных жемчужных бус. Седые волосы были уложены буклями.

- Добрый вечер, - склонился к ее руке Медведев.

- Ах, Саня, - прошелестела пожилая женщина. - Не думала, что мы с тобой еще свидимся в этой жизни. Но замыслы Творца превосходят наши мысли и желания. Господь Бог - большой мастер на всякого рода сюрпризы.

Она перевела взгляд на Анну.

- Это моя знакомая. Историк. Работает в московском историко-консультативном центре «Клио». Нас объединило одно дело, точнее, одна загадка.

- Садитесь! - взмахнула руками Ида. - Кофе, чай?

- Ида! - Голос у Генриетты Дормидонтовны был сильным и звучным. - Подай к столу шампанское! Какая ночь! Вы не находите? - обратилась она ко всем. - Знаете, - и она наклонилась к Анне, словно намереваясь поведать ей страшную тайну, - питерские ночи особенные. В них есть надрыв, печаль и некая болезненная страстность… Как там у Гумилева…

При упоминании поэта Анна слегка вздрогнула.

Перед ночью северной, короткой -
И за нею зори, словно кровь, -
Подошла неслышною походкой,
Посмотрела на меня любовь.

Отравила взглядом и дыханьем,

Слаще роз дыханьем, и ушла
В белый май с его очарованьем,
В невские слепые зеркала.

Шампанское разлили по бокалам.

- За что выпьем? - спросил профессор.

- За любовь! - воскликнула Ида. - Любовь к поэзии и любовь к любви…

- Очаровательный тост! - Анне показалось, что в голосе Александра Николаевича прозвучала ирония.

Она посмотрела на него, но тот был вполне серьезен.

Генриетта медленно пила шампанское из узкого бокала. По ее лицу растеклась блаженная улыбка.

- Прошу к столу, чем богаты, тем и рады. Конечно, хотелось бы более роскошный стол. Но ах и увы! - словно оправдываясь, произнесла Ида.

- Все нормально, Ида! - возразил профессор.

- Давно вы у нас не были, - в голосе Иды прозвучал явный упрек.

- Да. Давно, и разве мы не на «ты», Ида?

- И что вас привело сюда? С итальянских брегов? Вы стали как Максим Горький, наш буревестник, который писал о суровой России и пролетариате, а сам предпочитал проводить время в Италии в окружении прекрасных женщин.

- Работа, Идочка. Работа… Предложили преподавать в Италии. Кто бы от этого отказался? Только не я.

- А семья как?