Детективная зима

— Об этом пари узнала влюбленная в парня девушка, но ее не пригласили на вечеринку. И тогда она попросила подбросить ее туфельку другую девушку, которая была приглашена туда со своим парнем. Та согласилась помочь подруге. Но, познакомившись с принцем на балу поближе, сама в него влюбилась. Туфельку подруги она все-таки оставила, и принц подобрал ее. Но жениться на ненастоящей Золушке он не захотел. Неизвестно, как бы он выкрутился из щекотливого положения, в которое попал по собственной глупости, но тут Золушку убили.

Артур присвистнул:

— Что-то уж больно страшная у тебя получается сказка.

— Какая есть, — ответила Андриана и, погрозив ему пальцем, продолжила рассказывать историю о любви, безоглядном стремлении добиться цели любой ценой, вероломном предательстве, алчности и раскаянии.

Когда она замолчала, догадавшийся обо всем Артур спросил:

— И ты раскрыла это дело?

— Представь себе! — Она гордо задрала свой маленький носик.

— Надеюсь, что принц женился на настоящей Золушке.

— Угу, — кивнула Андриана, — и я очень надеюсь, что они будут счастливы.

— В таком случае тебе полагается награда, — улыбнулся Артур.

— Какая? — загорелась Андриана.

— В прихожей в углу стоит большая синяя сумка.

— Но я не видела там никакой сумки!

— Я специально поставил ее так, чтобы ты не заметила.

— И что там?

— Иди и открой.

Андриана почти что выбежала в прихожую, и через пару минут оттуда донеслось:

— Ура! Ура!

Еще бы! Ведь сумка была доверху наполнена столь любимыми Андрианой детективами.

Когда Андриана вернулась обратно за стол, ее глаза сияли ярче звезд, мерцающих за окном на зимнем бархатном небе.

Золушкой очень хочется
Девушкам милым стать.
Я, в общем-то, не пророчица,
Чтоб чьи-то мечты порицать.
Нет спора, она прекрасна!
Не может не восхищать.
Но все-таки знаю, опасно
В эту игру играть.
Может так оказаться,
Что Крестная не придет,
Принцу легко обознаться,
Взгрустнет и… другую найдет.
И от мишурного лоска,
Утратившего красу,
Останутся только обноски.
Да, может, зола на носу.
Так что лучше стремиться
Самой добиваться всего.
Вместо Золушки стать царицей!
И, взглядом окинув лица,
Выбрать принца из всех своего.

Наталья Александрова Поворот сюжета

— Любите ли вы театр так, как люблю его я? — вполголоса проговорил Селезнев, когда машина остановилась перед желто-белым зданием с колоннами.

— Что, Николай Сергеевич? — переспросил водитель Павлик, повернувшись к нему.

— Так, не обращай внимания! Мысли вслух, сотрясение воздуха, — усмехнулся Селезнев.

Он и правда любил театр. С самого детства, когда бабушка водила сначала в кукольный, потом в ТЮЗ. Она нарядно одевала Колю, они приходили в театр — и начинался праздник.

Потом сам стал ходить. И каждый раз, глядя из темного зала на сцену, он испытывал странное чувство. Там, на сцене, была совсем другая жизнь, не похожая на настоящую. Куда более яркая, выразительная, наполненная подлинным смыслом. Люди в той жизни были куда ярче соседей по дому или знакомых — они много острили, громко смеялись, красиво говорили. И эта жизнь ему нравилась гораздо больше настоящей. Не всегда, конечно, все зависело от уровня пьесы и таланта актеров. Он любил театр только драматический, никакой оперы и балета, это не для него. В опере и балете ему виделась какая-то искусственность. Когда толстая певица вставала в ненатуральную позу и начинала петь о своих фальшивых переживаниях, ему хотелось немедленно уйти.

Он ничего не мог с собой поделать, чувство, которое он испытывал к театру, было сродни смешанному со страхом восторгу, который испытываешь на краю пропасти, когда так и тянет сделать шаг в бездну. Повзрослев, он приглашал в театр знакомых девушек, но быстро понял, что ни одна из них не разделяет его восторга. Больше того, когда рядом сидел кто-то знакомый, кто теребил его за локоть, ерзал на стуле и громким шепотом делился впечатлениями, удивительное чувство не приходило. И Селезнев стал ходить в театр один.

Павлик выбрался из машины, открыл дверь для босса.

— Жди меня здесь же! — распорядился Селезнев.

— Здесь не буду, — Павлик упрямо наклонил голову, — здесь, на проходе, еще какой-нибудь козел заденет, который вчера за руль сел. Тем более сейчас, когда весь город снегом засыпан. Сами знаете, машина новая, дорогая…

Селезнев отвернулся, скрыв улыбку. Павлик трясся над его новеньким серебристым «Мерседесом», как мать над единственным неразумным дитятей.

— Ладно, подъедешь, я попозже выйду, чтобы не с толпой, — бросил Селезнев и под кружащимися снежными хлопьями вошел в широко открытые двери театра.