— Черт, — хлопнул он себя ладонью по лбу. — Прости родная, я забыл тебе сказать, что нужно поставить блок от моих эмоций. Не вживаться в них, а смотреть как-бы со стороны.
Я медленно, словно во сне положила руки ему на грудь и прошептала:
— Нет. Зато теперь я знаю, как ты меня любишь. И ни за что и никому не отдам это воспоминание.
— Я рад и, наверное, счастлив, — он осторожно взял мои ладошки в свои руки и медленно поцеловал каждый пальчик. — Это самое дорогое, что ты мне сказала. Эмоции, а не золото или драгоценности, величайшая ценность в мире. Все достижения и подвиги делаются ради эмоций.
Я ненадолго призадумалась, а затем кивнула, соглашаясь с его необычной мыслью. А затем коварно улыбнулась и спросила:
— Антоша, а почему тебе было стыдно? Я что-то недопоняла.
— Почему было? — криво усмехнулся он. — Мне и сейчас стыдно, что я сразу тебя не разглядел. Я же почувствовал тебя и даже догадался, что для меня ты единственная во всех мирах. Но сам же прогнал все эти чувства прочь. И вот теперь расхлебываю последствия.
— Скажи, а я вот так смогу теперь читать любого человека? — мое любопытство забыло про усталость и подняло голову.
— Любого? — он задумался на секунду. — В будущем теоретически да. Но должно сойтись множество условий. Во-первых, ты моя истинная пара. А как известно у истинных и без дара возможно мысленное общение друг с другом. Поэтому я именно тот человек, с которого проще всего начинать.
Даже так? Я немного расстроилась мнимым обесцениваем моего дара. Однако Антон снова поднял мою самооценку:
— Хотя, они считывают лишь мысли, а эмоции только самые яркие. Почему-то считают, что их легче понимать. Но на практике все обстоит совсем иначе. Мыслеобразы — это такие сгустки концентрированные. Их легко улавливать. А вот эмоции размыты.
— Ага, — согласилась я со знанием дела. — Они как облачка или туман в зависимости от ощущения.
— Вот видишь, — улыбнулся он в ответ. — Во-вторых, человек может позволить тебе считать его потоки, а не захочет и закроется. И эту закрытость может преодолеть лишь опытный менталист. Тебе же еще предстоит учиться и учиться. И я тут же вспомнила его расслабленную и открытую позу, когда мы это начинали.
Они вздохнул и потер пальцем переносицу, словно собираясь с мыслями:
— И самое главное и страшное: когда ты постигнешь данную науку, то сможешь стирать воспоминания и чувства, менять мысли человека, внушая ему что-то новое.
— Например, внушить, что я должна украсть корону Российской империи? — во мне невовремя проснулся сыщик.
— А корона здесь причем? — удивился Антон.
— Это теоретически, — пожала в ответ плечами. — Просто к слову пришлось. Бывшими операми не становятся, оставаясь ими навсегда.
Кстати, я всегда видела, что идет человек без формы, но он мент или военный. И пресловутая выправка здесь не причем. У артистов балета она тоже есть. Но он никогда не будет похож на военного. Хотя, это вряд ли влияние дара. Некоторые мои земляки тоже утверждали о наличии такой особенности.
— Интересно, а что от моего дара нужно Севе Дворковичу?
Глава 34
Антон же не стал дальше развивать свою мысль, справедливо решив, что действие более актуально. Он схватил меня в охапку и закружил по комнате.
— Антон Павлович, поставьте меня на место! — взвизгнула почти истерично я. На подобные полеты на мужских руках я точно готова не была.
— Нет! — твердо ответил он, продолжая кружить и коварно улыбаться.
— В смысле, нет? И как долго будет длиться? — уточнила я, не понимая его мотивов.
— А пока ты мне не поклянешься, что прибудешь на венчание и без раздумий ответишь «Да!», — объяснение было очень простым и не оставляло выбора. От замужества мне точно не отвертеться.
Осталось только вдыхать и согласно кивать. А хотела ли я этого?
— Я не слышу твоих слов! — он остановился, но продолжал держать меня на руках. Я же внезапно поняла, какое это восхитительное чувство, вот так вот быть в объятиях сильного и горячего мужчины. И что самое главное, мужчины, в которого влюблена. Вряд ли кто-то другой вызвал бы подобный спектр эмоций и чувств.
Я посмотрела в желтые глаза, не к месту хихикнула, прикрыла рот рукой, вздохнула и прошептала:
— Да!
— Я не слышу! — возмутился он.
— Да! — крикнула я громче.
— Не слышу! — его губы разъехались в залихватской улыбке.
— Антон Ягр, я люблю тебя! — крикнула я во всю мощь моих легких, боюсь, перебудив весь дом. Только влюбленным прощается очень многое. Надеюсь, папенька поймет.
Оборотень наконец-то поставил меня на пол и впился в губы поцелуем, пуская по телу дружную стайку мурашек. И чем сильнее он прижимал меня к себе, тем сильнее разрастались эти мелкие существа, бегающие по моему телу. И когда я, казалось, совсем растаяла и готова растечься лужицей у его ног, он отстранился от меня. Я же, честно говоря, испугалась: не перегнула ли я палку со всем своим выпендрежем?
— Анна, — он приподнял мое лицо за подбородок, и нежно погладил кожу большим пальцем, — а сейчас ты мне честно-причестно ответишь, в чем же проблема? Почему ты мне не доверяешь?